Онлайн книга «Зеркало любви»
|
Нервы – не казенные. Отказ, разве что чуть более вежливый, услышали и Ардонские. А Лорену, которой стало просто интересно, послали далеко и образно. Да так, что Матильда сама собой восхитилась. Лорена не восхитилась, но задумалась, что такое «антисоветчик», какая «Чукотка» по ней плачет и кто такой «Волдеморт», за которого ей посоветовали выйти замуж. И временно отвязалась. А девушки продолжали нервничать настолько, что не спустились даже к ужину. И с радостью нырнули в забытье сна. В одном Рид был полностью прав. Узнай супруга о его ране, ее бы точно ничего не остановило. Матильда Домашкина Как известно, здесь – не лучше, чем там. Плюс этого «здесь» только в том, что на работе плакать некогда. Да и работала в основном Мария-Элена, Матильда только подсказывала. Как стать специалистом? Найти себе учителя, постоянно находиться рядом с ним и учиться, учиться, учиться… Это с Марией-Эленой и происходило. Работать ей нравилось, Матильда оказалась неплохим учителем, так что девушка уверенно себя чувствовала в роли секретарши, да и помощника тоже. А вот Матильда переживала и нервничала. Мария-Элена успокаивала сестру как могла, но к вечеру выглядела так, что Давид встревожился. – Что случилось? Малена? И что тут было сказать? «У сестры муж пытается бунт задавить, а я нервничаю?» Девушки выбрали промежуточный вариант. Вранье, конечно, но не до конца. Малена вздохнула. – Я все о родных думаю. И письмо то перечитывала… которое Булочников жене написал. Не любил, всю жизнь прожил с постылой бабой, а вот ведь как повернулось… Давид пожал плечами. Как человек с двумя сестрами, он знал, что женщина – существо непредсказуемое, и понимать его иногда не надо. Только поддержать и посочувствовать. – Можно я еще раз письмо посмотрю? – Конечно… Ксерокопия письма перекочевала в руки Давида Асатиани. Мужчина вчитался, потер подбородок, на котором к вечеру появилась синеватая тень щетины. – Странно как-то. – Неужели? – удивилась Малена, которой как раз ничего странным не казалось. Мало ли как жили, когда пора умирать приходит, люди по-разному поют… – Странно. Циник, купец, предприниматель, который вырос в борделе, женился ради титула, – и такие нежности? – Может, и правда любил? Давид покачал головой: – Нет. Малена, ты у меня чудо, но в мужчинах совсем не разбираешься. Девушка и спорить не стала, молча развела руками. И то верно, откуда в монастыре мужчины? И вместо дурацкого кокетства поинтересовалась: – А что тогда? К чему было все это писать? О ребенке сообщить? – Все так и подумали. И сто лет думали, – согласился Давид. И довольно улыбнулся. – А я бы не только о ребенке подумал, но и о его наследстве. Малена, будучи герцогессой, поняла его мысль с полувзгляда. – Ты считаешь, что Булочников спрятал где-то свои капиталы – те, что не смог вывезти, – и написал об этом жене? Иносказательно? – Умница. – Давид коснулся губами пальцев девушки. – Но почему не поняла его жена? Дети? – Я на досуге почитал немного о твоем предке. Его жена, обедневшая графиня, умерла через два года после эмиграции. Насмотрелась всякого во время бегства, заболела, слегла… то, что творилось в стране, любого подкосило бы. Деньги в семье были, но не так много, чтобы век прожить безбедно, дети принялись устраиваться в жизни, торговать, крутиться, потом война грянула… Матильда и не помнила таких подробностей, но готова была поверить. – Если бы в письме было «зарыто наследство старушкино под камнем на площади Пушкина», это бы не пропустили. А лирика… детки просто не задумывались об этом. И ведь верно. Да, мы любим своих родителей. А кто знает, как зовут мальчика, который был первой любовью вашей мамы? В каком классе впервые поцеловался папа? С кем потерял невинность? С кем танцевал школьный вальс? Как объяснялся матери в любви? Так, к примеру. Иногда эти истории передаются в семье – к зависти других людей. А иногда уходят под завесу времени. И кому интересно, что у твоей бабушки было два кота и их звали Васька и Дымка, или что твой дед обожал овчарок, а ему в детстве купили таксу? И сам-то ты можешь этого не знать. Ушли в прошлое времена дворянских усадеб, где висели галереи портретов, а хозяева могли рассказать о каждом из своих предков. Ушли… и не сказать, что это к лучшему. Давид развел руками. – Думаю, да. И не задумывались, и не знали… – И письмо лежало себе как семейная реликвия. А внукам уже и начихать было, – согласно кивнула Малена. – Тогда – что? Это шифр? Давид покачал головой. – Шифр надо посылать тому, кто в нем разберется. Графиня – и шифры? Малена могла сказать, что она – герцогесса, но… ведь и верно? Какие шифры? Не разобралась бы, она ж герцогесса, а не племянница господина Бенкендорфа. – Анаграмма? Литорея? Или надо читать каждую четвертую букву, к примеру? – Нет, Малечка, не совсем так. Я подозреваю, что разгадку надо искать в той части, которая выглядит более лирически. Вот смотри… «Помнишь ли ты сад, который стал свидетелем нашей первой встречи? Ах, как буйно цвели розы, как пьянил их аромат, и я чувствовал себя молодым, словно и не было за плечами этих лет. Но самой прекрасной розой была ты. Золотом сияли твои глаза, и ангел парил над нами. Молюсь за вас ежечасно». – Хм-м… думаешь? А где они встретились? Давид развел руками. – Где угодно. Тут можно гадать до умопомрачения, если не сохранилось дневников или свидетельств очевидцев – кстати! Набрать номер Нателлы было делом десяти секунд. – Привет, сестричка! – Дэйви, как дела? – У нас все в порядке. Я тебе что звоню – ты же копалась в истории Булочниковых? – Было немножко. А что? – Где Иван Булочников повстречался со своей женой? – Графиней Марией? Не знаю… сведений нет. Наверное, где-то на приеме. А что? – Да ничего. Интересно стало. Давид поболтал еще минут десять и отключился. Задумался. – А если пойти с конца, – предложила уже Матильда. Не Малена. – С чего купца молиться потянуло? Для герцогессы молиться за кого-то было естественным процессом, как дышать. А для внучки коммунистки? Ха! И еще раз – ха! |