Книга Хозяйка книжного магазина, страница 29 – Наталья Солнцева

С женщиной постоянно происходили метаморфозы, которые держали Леонарда в напряжении. Она будто служила проводником, по которому шел мощный электрический ток, питавший его. Она менялась, как меняется погода в тропиках: ее чувства обрушивались грозой и ливнем, за которыми внезапно наступал полный штиль. Однако безмятежность сия была обманчива, полная мощных разрядов, она грозила в любой момент вызвать новую бурю, новое неистовство.

— Мне не терпится, — говорил он. — Я должен увидеть это.

— Не сейчас, — уклончиво отвечала она. — Слишком опасно.

— Кто-то еще знает?

— Мы можем навести на след.

Они стали любовниками через два месяца после первой встречи. Их знакомство долго было виртуальным и распалило воображение, жажду обладания друг другом, подстегиваемую жгучим ожиданием чуда, страшного и захватывающего приключения. Их интимная связь была странной… незавершенной, сдерживаемой… словно они боялись дать ей волю. Словно они понимали всю неосуществимость любви полной, безусловной и безраздельной.

— Я ощущаю себя как Синдбад-мореход, сошедший с корабля на зачарованный остров, — признавался Войтовский.

— Да, Леонард…

— Ты существуешь наяву или только в моих снах?

Она смеялась, выскальзывала из его объятий и отворачивалась, уходила в себя.

* * *

Ева стояла перед зеркалом уже одетая, когда зазвонил телефон.

— Славка! — крикнула она. — Возьми трубку, я опаздываю на занятия.

Она все еще давала уроки иностранного языка. Один-два клиента, желающие научиться говорить и читать по-испански, развлекали Еву, не давали потерять форму, попутно пополняя ее бюджет.

Сыщик сидел за кухонным столом в мрачных раздумьях. Поиски Марины Комлевой зашли в тупик — в принципе, нормальный ход событий. Он же сам отвергал легкие дела, где было заранее понятно, что к чему. Ему подавай интригу! Сложную загадку для недюжинного интеллекта! А кто ищет, тот, как поется в известной песенке, всегда найдет.

— Ты слышишь? — крикнула из прихожей Ева. — Телефон звонит!

Он нехотя поднялся, стряхнул оцепенение.

— Всеслав, это вы? — взволнованно спросил мужской голос.

— Стас? Что-то случилось?

Киселев со свистом вдохнул в себя воздух.

— Ужас… кошмар! — выдохнул он. — Мы должны немедленно встретиться. Немедленно! Куда мне ехать?

— Погодите…

— Нет! — взвизгнул молодой человек. — Я не могу ждать! Это невозможно. Я вам звоню из машины.

— Где вы сейчас? — сдался Смирнов.

— На Шаболовской… я плохо соображаю. Веронику убили! Понимаете, что это значит? Следующий — я!

— Ка-ак? — опешил сыщик. — Не паникуйте, говорите спокойно. Кого убили?

— Вы что, оглохли? Грушину! Веронику! Ве-ро-ни-ку! Зарезали…

— Ева! — крикнул Всеслав, надеясь остановить ее. Но в ответ раздался хлопок двери. — Черт! Не успел. Это я не вам…

— Я… не знаю, куда мне бежать! — завопил Стас. — Сделайте же что-нибудь!

— Хорошо. Успокойтесь, остановите машину и посмотрите вокруг. Что вы видите?

В трубке раздавался шум, прерывистое дыхание.

— Светофор… — хрипло произнес Киселев.

— Отлично. Сверните с дороги в какой-нибудь переулок и ждите меня. Алло!

— Да… я понял.

Через минуту Киселев доложил, где он находится.

— Я выезжаю, — сказал сыщик. — Если не попаду в пробку…

— Лучше на метро, — умоляюще прошептал молодой человек. — Я просто… умираю от страха. Мне даже не стыдно признаваться в этом.

— Ладно.

Смирнов в мгновение ока оделся и выскочил из квартиры. Белое небо сливалось со снегом, которым замело город. В холодном воздухе клубились облака пара. По пути к метро сыщик позвонил Еве.

— Когда ты освободишься?

— Часа в три. Потом перекушу в кафе и поеду на «Щелковскую», надо расспросить, кто арендовал помещение. Это тепличное хозяйство не дает мне покоя, — сказала она.

— Будь осторожнее.

Он не стал сообщать Еве о смерти Вероники. Сначала следует самому выяснить, что произошло. Может быть, Киселев поднял ложную тревогу?

Но Киселев ничего не придумал. Он сидел в машине ни жив ни мертв — бледный, с трясущимися руками.

— Не знал, что у вас есть автомобиль, — улыбнулся Всеслав, наклоняясь к приоткрытому окошку.

Молодой человек вздрогнул, повернулся.

— Это папин. У вас есть сигареты? Дайте…

Смирнов сел на переднее сиденье, они закурили. Стас рассказал, как он узнал о смерти Вероники.

— Я ей вчера вечером звонил — поболтали о том о сем. Чувствую, Вероника никакая: вялая, безучастная, отвечает только из вежливости. А сегодня рано утром отец собрался уезжать на соревнования по плаванию, в Венгрию… там у них какой-то турнир, — и попросил проводить его. Это у нас вроде доброй приметы: если я везу отца в аэропорт, его пловцы обязательно вернутся с наградами. Я в банке заранее предупредил, что приду позже, и мы поехали.

— Когда отца нет в Москве, машиной пользуетесь вы?

— Да, — кивнул Киселев. — По доверенности. Я его в аэропорт доставил, попрощались… еду на работу, а Вероника из головы не выходит. Как она там? — думаю. Решил позвонить: набираю ее номер… длинные гудки. И так раз за разом. У меня, честно, сердце екнуло. Не дай бог, случилось что-нибудь! Мысли плохие забегали, все из рук валится. И понимаю, что она могла выйти в магазин, например, или прогуляться… а тревога не унимается. Едва дотерпел до одиннадцати, плюнул на все, оставил дела — меня будто магнитом потянуло туда, к ее общежитию. Забежал по дороге в аптеку, купил успокоительного, потом в супермаркет, за продуктами, — и к ней. Приехал часам к двенадцати, а там уже… полиция, «Скорая»… в общем, у меня волосы на голове зашевелились. Я сразу догадался: что-то с Вероникой. Увидел ее соседку… она бросилась ко мне, рыдает, трясется вся… «Веронику убили!» — бормочет.

Стас замолчал, сделал несколько глубоких затяжек — дым сизоватым облачком потянулся в приоткрытое окно.

— Кто вызвал полицию? — спросил сыщик.

— Соседка и вызвала. Она иногда заходила, хлеб приносила, молоко. Знаете, Марина и Вероника были очень друг к другу привязаны, больше, чем родные сестры. Они выросли в детском доме, а там люди умеют ценить родство — кровное или душевное, — потому что жизнь их лишила этого с самого детства. Когда Марина однажды не вернулась домой, Вероника восприняла ее исчезновение как глубокую личную трагедию, которая повергла ее в депрессию. К горю прибавился страх, ужасная смесь. Вероника затворилась в комнате, никого не хотела видеть… Нам с вами не понять.