Онлайн книга «Два сына одного отца»
|
— Куртка еще. И ботинки. Зимние. — Зайдешь завтра. Я все соберу. Иди уже… — Злая ты, Антонина! — он обиженно насупился. «Ну вот. И этот о том же. Для всех я злая. Для Дубенко злая, для поэта Влада злая. Кто следующий?.. — Антонина устало откинулась на подушку. — Перед выпиской нужно зайти к Дубенко. Злая, не злая, я за него отвечаю. На ноги поставить обещала!» * * * Он смотрел на нее требовательно, нимало не смущаясь, что в палате они не одни. И молчал. Она тоже не произнесла ни слова с тех пор, как вошла. Вот так: ни «здрасте», ни «как здоровье?». Ни тот, ни другая. Молодой солдатик-санитар переминался с ноги на ногу, ожидая приказания выйти. Не выдержав, тихонечко кхекнул. Антонина кивнула ему на дверь. Тот с облегчением покинул палату: мало того, что больной подполковник извел его своими капризами, еще и Антонина Игнатьевна, которую санитар Коля очень уважал, ведет себя очень странно. Коля понимал, что между подполковником и доктором что-то происходит. Поэтому он и чувствует себя в их присутствии так неловко. Словно третий лишний. Коля вздохнул. В его деревне бабьи языки уж давно б просватали этих двоих. — Что скажете, Иван Иванович? — нарушила молчание Антонина. — Это ты мне скажи, как себя чувствуешь? Антонина ласково улыбнулась: — Уже хорошо, Ваня. — Я волновался, — не отводя взгляда от ее лица, выдавил Дубенко. — Я знаю. Антонина словно светилась изнутри. Иван смотрел на лучики морщинок на ее лице, на седую прядку, выбившуюся из прически, и вдруг представил ее молодой девушкой. Сделать это было легко, он был уверен, что она мало с той поры изменилась. Словно прочтя его мысли, Антонина сказала: — Когда мне было двадцать, я была сильно рыжая и конопатая. На курсе меня дразнили подсолнухом. — Я б тоже дразнил. Только б ты внимание обратила! — Тогда я была уже замужем и ждала ребенка. Мне было не до ухажеров. Антонина отвечала на его вопросы, а сама все не решалась подойти ближе к кровати. Она ругала себя за глупость: ведь врач, должна пульс проверить, о самочувствии спросить, в конце концов. Хотя она теперь ему не доктор. Официально — она на больничном. А лечит его Фролов. — Иди сюда, сядь, — Дубенко глазами показал на край кровати и усмехнулся. — Не бойся, приставать не буду… — Будешь, я знаю. Только не жди, что я буду сопротивляться, — Антонина, все так же ласково улыбаясь, присела на кровать. «Какая холодная у него рука, — поднесла она его ладонь к своим губам. — Как я хочу, чтобы она стала теплой и живой». Иван, у которого от ее близости уже плавали цветные круги перед глазами, умоляюще посмотрел на Антонину. «Ну сделай же хоть что-нибудь! Коли уколы, системы ставь, только сделай меня здоровым! Я могу набраться терпения. Пусть месяц, два, полгода! Не может быть, чтоб я остался неподвижным бревном. Только не сейчас! Это нечестно! Ты знаешь, что я хочу, знаешь ведь? Так помоги, Бога ради!» — мысленно просил он Антонину. Она целовала его открытую ладонь, с болью глядя на то, как мучается этот, ставший ей родным, мужчина. То, что он встанет на ноги, Тоня не сомневалась. Но время! Только б ему хватило терпения! — И ты будешь меня ждать? — похоже, что он тоже читал ее мысли. Вместо ответа Антонина наклонилась к нему, обняла за голые плечи и поцеловала долгим, далеко не дружеским поцелуем. * * * Она ушла, а он упал в бездонный сон. «Падал», испытывая на ходу невероятное облегчение. Светло, легко и с огромным желанием. Желанием жизни. И проснулся с ним же. Они сказали друг другу всего десяток слов, остальные передавая мысленно. А понятно стало многое. Все надуманное им в минуты отчаяния, сомнения, страхи ушли с ее поцелуем. Он на этот поцелуй и не рассчитывал. Дубенко считал себя реалистом и отчетливо понимал, что представляет собой на сегодняшний момент. Поэтому и не надеялся. Но она рассудила по-другому. «Рассудила»! Слово-то какое — неправильное. Рассудок здесь ни при чем. Не подчиняются такие поцелуи рассудку. И слава богу. А то бы он приписал все жалости. Иван хохотнул. Представить Антонину, жалеющую его, он не смог. Иван прислушался. В коридоре возле дверей палаты вели спорный диалог два пылких собеседника. Один голос принадлежал профессору Фролову. А второй… Спорила с ним Антонина. «Да кто он тебе, в конце концов?» — громко и как-то нервно выкрикнул Фролов. Антонина ему что-то ответила. Дубенко замер. Через мгновение открылась дверь и спорщики вошли в палату. — Проснулись, Иван Иваныч? — Фролов подошел ближе. — Как видите. — Давайте-ка тогда сообща обсудим один вопрос. Готовы? Иван вопросительно посмотрел на Антонину, но та молчала. Он перевел взгляд на профессора и согласно кивнул. — Не буду ходить вокруг да около. Предлагаю операцию. Буду делать сам. Скажу сразу. Шансы, что она сдвинет ситуацию с мертвой точки, простите за каламбур, — пятьдесят на пятьдесят. — А зачем тогда? И каков риск? — Затем, что в случае успеха вы через две недели будете бегать. Риск есть. Может все остаться как есть. — То есть неподвижность. И что дальше? — А дальше консервативное лечение. Медленное, но верное. По отработанной схеме. На ноги вы все равно встанете, но позже. — Через сколько? — Полгода, год. — Я согласен. — Ваня! — не выдержала Антонина. — Антонина Игнатьевна боится за тот один процент, который отводится на любую операцию, даже на удаление аппендикса. Случайный плачевный исход. — Всего один процент? — Да, Ваня. Но это тоже риск, — Антонина не оставляла попыток отговорить его. — Я согласен. — Вот и ладно. Вот так, Антонина Игнатьевна. Вот вам и жажда жизни. Зайдите ко мне позже, хорошо? — Фролов, засунув руки в карманы халата, вышел из палаты. — Ваня, ты сошел с ума. У нас и так бы все получилось. — Когда, Тоня? Две недели! Ты хоть представляешь, что такое полгода, а что — две недели? Знаешь, что я с тобой сделаю через эти две недели? Антонина покраснела. Она не занималась «этим» уже скоро год. Нечастые пятиминутные упражнения с поэтом Владом, засыпавшим прямо на ней, она не считала. А тут только от одной мысли… Иван с удовольствием наблюдал за Антониной. Ему и раньше нравилось приводить ее в замешательство, а уж теперь, когда нарисовалась такая тема! Скажите — женщина полтинник разменяла, а краснеет, как девица. — Тонь, поцелуй меня, а? Антонина торопливо чмокнула его в сухие губы. — Меня Фролов ждет. Потом. |