Книга Ранняя пташка, страница 18 – Джаспер Ффорде

– А я думаю, это ближе к полиптотону ^[44]. А теперь предлагаю забрать этот ужас и проваливать вон.

– Я Зимний консул, – сказал я, предъявляя свой значок.

– Приношу свои искренние извинения, – сказала хозяйка. – Проваливай вон… при всем моем уважении.

В ее глазах я был разве что самую малость выше лунатика. Я уже начал подумывать, можно ли на час оставить миссис Тиффен в камере хранения и будет ли это этично, но тут у меня за спиной раздался высокий голос:

– Эта бузуки tetrachordo или trichordo? ^[45]

Это был голос мужчины, негромкий и уверенный.

– Понятия не имею, – ответил я, по-прежнему смотря на хозяйку заведения. – Это ее бузуки, – добавил я, ткнув большим пальцем в сторону миссис Тиффен.

Хозяйка скорчила гримасу.

– Когда это Шутники, только еще хуже. Они словно притворяются, будто живые.

– Это называется псевдосознательным состоянием вегетативной подвижности, – сказал я, – и такие люди просто неспособны притворяться. Но вы правы, она играет на бузуки. И довольно неплохо, если хотите знать.

Словно в ответ мертвая женщина протянула ко мне руку за инструментом. Как только я отдал ей бузуки, она снова начала играть «Помоги себе сам».

– А почему бы не позволить им остаться? – предложил мужчина, спросивший насчет бузуки. – Мертвоголовая будет развлекать нас музыкой. К тому же ветеран службы в отставке обслужит действующего бойца.

Это изречение было основано скорее на надежде, чем на реальности, но мне оно понравилось.

– Ну хорошо, – после долгой паузы сказала хозяйка, – ты можешь остаться вместе со своим Отсутствующим. Но если оно начнет отпугивать моих посетителей, вам придется убираться подобру-поздорову.

Я хотел было возразить, что миссис Тиффен «она», а не «оно», но решил отметить свою маленькую победу проявлением великодушия и промолчал. Я заказал два сандвича с беконом – один себе, второй навынос, два кофе, аналогично, затем сосиски, кексы и пастилу для миссис Тиффен.

– С абрикосовым джемом, – добавил я.

– Джем на что?

– На все, что для нее, и побольше.

Сверкнув на меня взглядом, хозяйка удалилась тяжелой походкой. Затолкав миссис Тиффен в кабинку, я вошел и сел, затем дал ей несколько кексов.

– Не возражаете, если я к вам присоединюсь?

Это был мой благодетель из противоположного конца зала.

– Пожалуйста, подсаживайтесь, – сказал я, радуясь обществу.

По моим прикидкам, мужчине шел четвертый или пятый десяток. Волосы у него полностью поседели, и на нем была добротно сшитая одежда закоренелого Зимовщика. Нижняя челюсть съехала вбок после плохо сросшегося перелома, а сбоку на голове зияла проплешина – скорее всего, повреждение фолликул от мороза. Больше всего в глаза бросался его Весенний вес. В любой другой обстановке мужчина производил бы впечатление просто преступно тощего. Возможно, когда-то он состоял в Службе консулов, но у меня имелись догадки насчет того, чем он занимается сейчас.

– А она играет довольно прилично, не так ли? – сказал мужчина.

– Если вам нравится слушать короткую инструментальную композицию Тома Джонса середины шестидесятых и больше ничего, – ответил я, – ее исполнение со временем становится вполне терпимым.

– А «Далилу» она играет?

– Все это спрашивают. Нет. И спасибо за то, что поддержали меня.

– Не берите в голову, – по-мальчишески улыбнулся мужчина. – Вы везете ее в «Гибер-тех» на преобразование?

– Да. Вы знаете, как это происходит?

– Даже не представляю. «Гибер-тех» агрессивно оберегает свои секреты. Кстати, меня зовут Хьюго Фулнэп ^[46].

– Чарли Уортинг, – сказал я, беря протянутую визитную карточку.

Моя догадка оказалась правильной – он был Лакеем. Такой готов делать что угодно для кого угодно, если только платить ему его часовую ставку. Это были наемники, Дормитопаты, разнорабочие, няньки и охотники за сокровищами в одном лице. Они даже могли сыграть с вами партию в «скраббл», если заплатить им за это, но только чтобы победить. Подобно большинству Зимовщиков, Лакеи гордились своей работой.

– Первая Зима? – спросил Фулнэп.

– Неужели у меня такой плохой вид?

– Ага, – подтвердил он, – усталость уже чувствуется.

Я тоже ее чувствовал – тупую боль, гложущую суставы, глубоко засевшую тошноту, свойственную только тем, кто сознательно оттягивает зимнюю спячку.

Хозяйка принесла кофе. Хмуро покосившись на меня, она буквально пронзила насквозь взглядом мертвую женщину и молча удалилась.

– На прошлой неделе у меня был заказ от одной женщины, – начал Фулнэп, помешивая кофе, – которая собиралась залечь в спячку в родовом спальном гнезде, в горах за Абергавенни. У них там что-то вроде родового поместья, неподалеку от Кумбрана. В общем, она уложила вещи в машину, но пуховое одеяло не помещалось в багажнике и не давало закрыть крышку. И знаешь что она сделала?

– Что она сделала?

– Подожгла одеяло.

– И как, помогло?

– Помогло по полной. К тому времени как я подоспел, машина полностью сгорела. Вся еда, вся одежда, «морфенокс» – ничего не осталось. Мне пришлось доставать ей заново все запасы.

– Где вам удалось раздобыть «морфенокс»?

– Скажем так: я знаю одну девушку, она знакома с парнем, который знает человека, знакомого с девушкой.

Я отпил глоток кофе. У него был вкус прошлогодних желудей, обожженных парафиновой горелкой.

– Кофе просто ужасный, – заметил я.

– Добро пожаловать в Зиму.

Мы поболтали еще немного. Фулнэп рассказал забавную историю о том, как в окрестностях Трехерберта впавших в спячку мамонтов ложно пробудил ^[47] подобравшийся подземный пожар и как затем все стадо пришлось уводить вверх в горы Хирвауна. Этот героический переход в духе Ганнибала послужил основой сюжета книги, ставшей бестселлером, а вскоре по ней должны были поставить мюзикл с участием кукловодов из «Боевых фантазий».