Онлайн книга «Мы против вас»
|
Поначалу все выглядело как дружеская перебранка, но Фатима и Анн-Катрин достаточно долго следили за делами хоккейными в обоих городах, чтобы понимать: перебранки вскоре перерастут в полномасштабные конфликты, и не только в больнице. Когда «Бьорнстад» и «Хед» наконец встретятся, наружу вырвется все то лучшее и худшее, что накопилось в отношениях между людьми. В наших краях спорт – это гораздо больше, чем спорт. А уж в том сезоне… Когда Фатима и Анн-Катрин вышли после рабочего дня из больницы, на парковке их ждал человек в спортивной куртке. – Петер? Что ты здесь делаешь? – растерянно спросила Анн-Катрин, издалека завидев спортивного директора «Бьорнстад-Хоккея». – Пришел кое-что у вас попросить, – сказал Петер. – Что, Петер? – Ваших сыновей. Фатима и Анн-Катрин сначала рассмеялись, но потом поняли, что он не шутит. – Петер, ты хорошо себя чувствуешь? – встревоженно спросила Фатима. Петер с серьезным видом кивнул. – Может быть, вы слышали – у нас новый тренер. И она хочет выстроить клуб… вокруг ваших мальчиков. Уловив его интонацию, Анн-Катрин уточнила: – А у тебя эта идея вызывает сомнения? Уголки рта у Петера приподнялись, но его взгляд уперся в асфальт. – Я всегда пытался строить хоккейный клуб, который был бы… больше чем просто хоккейный клуб. Хотел воспитывать не просто хоккеистов, но и людей. Чтобы главным были не победы. Но… у нас теперь новый спонсор. И если мы не победим в этом сезоне… если не разобьем «Хед» и не поднимемся в высший дивизион… тогда я не знаю, выживет ли клуб в следующем году. – Так что ты хотел сказать? – нетерпеливо потребовала Анн-Катрин. Грудь Петера поднялась и опустилась. – Я боюсь, что в этом году клуб потребует от ваших сыновей больше, чем даст им взамен. – Как это? – спросила Фатима. Петер повернулся к ней: – Недавно Амат остановил меня на дороге, за городом. Спросил, будет ли он играть в юниорской команде, а я… я обошелся с ним как последняя сволочь… – Мы все последние сволочи, ты не хуже других, – улыбнулась Фатима, но Петер перебил ее: – Он спросил о юниорской команде, Фатима, но господи… в юниорской команде Амата не будет. Мы хотим, чтобы он играл в основной команде! – С… со взрослыми? – Фатима сглотнула. Петер не стал скрывать от нее правду: – К нему предъявят колоссальные требования. И старшие игроки будут обходиться с ним исключительно жестко. Подобное ломало многих. Самый молодой в команде… среди взрослых мужчин… ему придется нелегко. Взгляд Фатимы был суров. – Никто не обещал моему сыну, что будет легко. Ладонь Петера смущенно скользнула по небритому подбородку. – Нет бы мне сказать Амату, в каком мы с дочерью бесконечном долгу перед ним, как мы благодарны за то, что он весной пришел на то собрание и сказал правду… Фатима яростно замотала головой: – Твою благодарность он может принять, но Мая ему ничего не должна. Это мы должны просить у нее прощения, всем городом. А мой сын… мой сын просто играет в хоккей. И будет играть, если ты дашь ему, где играть. Петер благодарно кивнул. И повернулся к Анн-Катрин: – Не буду тебя обманывать… – Смелости не хватит, – улыбнулась Анн-Катрин. Она была женой Хряка, друга детства Петера, и видела насквозь их обоих. Поэтому что-то скрывать от нее смысла не имело. – Бубу нужен нам на этот сезон. У нас плохо с защитниками. Но если совсем честно – на более высокий уровень он не тянет… Даже если мы победим, если он поможет нам пробиться в высший дивизион… в следующих сезонах он играть все равно не будет. Этот сезон станет для него последним. Я потребую от Бубу крови, пота и слез, он должен поставить хоккей превыше всего остального – школы, девушек и… всего. А в ответ я могу предложить ему один-единственный год. Анн-Катрин сильно вздохнула через нос. Внутри все болело, Петер думает, что она такая худая и так плохо выглядит просто потому, что устает на работе. Он, как и все остальные, почти все, не знал о ее болезни. Да и пусть, ей не нужно их сострадание. Но она хочет увидеть, как ее сын играет в хоккей в последний раз. И Анн-Катрин улыбнулась: – Год? Год – это целая вечность. Для ее мужа, Хряка, хоккей закончился, когда он получил серьезное сотрясение мозга. Врачи заставили его оставить хоккей; юный Хряк несколько недель молчал, горюя о себе как о покойнике. Несколько месяцев он не мог заставить себя даже приехать к ледовому дворцу, ведь он предал свою команду. Предал товарищей! Тем, что оказался не бессмертным. Бубу унаследовал от отца широкие плечи и грубую силу, а еще – потребность быть частью команды; оба не выносили одиночества. Обоим требовались любовь и признание, и для Хряка лишиться доступа в знакомую раздевалку было как лишиться руки или ноги. Что бы он отдал за один-единственный хоккейный сезон? Одну-единственную игру? За последнюю секунду, когда ощущаешь жизнь всем телом, публика беснуется и на кону – всё? Когда Анн-Катрин вечером приедет домой, ноги ей откажут, и Хряк вынет ее из машины, а потом этот дурной, этот чудесный и неуклюжий мужик внесет ее в дом. Она слишком устанет, чтобы танцевать, и он медленно и нежно покружит ее по кухне, держа в объятиях. Она уснет, и его губы будут на ее шее, а его влюбленные руки – под ее майкой. В соседней комнате Бубу будет читать «Гарри Поттера» младшим сестрам. Завтра утром Анн-Катрин снова пойдет к врачу. Год? Что мы готовы отдать за один-единственный год? Это целая вечность. * * * Пятерка возрастных снова собралась в баре «Шкура». У стариков появилась новая тема для споров. – Какая-то баба? Хоккейный тренер? Это что будет-то! – сказал один. – Да-а, далековато оно зашло, это равноправие, – заметил второй. – Язык придержи. Эта самая баба, видать, успела забыть о хоккее больше, чем вы о нем в жизни знали, маразматики хреновы, – возмутился третий. – Уж чья бы корова мычала! Ты же разницы между вбрасыванием и пробросом не видишь, я весь прошлый сезон сидел тут и, как собака-поводырь, докладывал, где сейчас шайба! – замахал руками четвертый. – А что, нынче и собаки-поводыри заговорили? И не ты ли врал, как в восемьдесят седьмом собственными глазами смотрел чемпионат мира прямо в Швейцарии? – Да, СМОТРЕЛ! – уперся четвертый. – Да? Как интересно! Учитывая, что чемпионат мира в восемьдесят седьмом проходил в Австрии! – напомнил пятый. Все пятеро захохотали. Потом первый сказал – или, может быть, это был второй: – Но баба – хоккейный тренер? Что будет-то? |