Книга Лестница в небо, страница 32 – Джон Бойн

– Что это за растения? – спросил Дэш, показывая на гроздь ярко-розовых пятипалых цветков с зазубренными краями, напоминавших подол бального платья юной прелестницы.

– Да, хорошенькие, правда? – ответил Гор. – Но вам лучше справиться у Хауарда. У нас он садовник. А вы влюблены в этого мальчика, Дэш? Вот где собака зарыта, правда?

Собеседник его, казалось, не удивился ни вопросу, ни тому, насколько внезапно его задали. Он сглотнул и уставился в землю, на муравьиное семейство, цепочкой спешащее неведомо куда.

– Нелепо, я знаю, – сказал он. – Мне пятьдесят восемь лет, никуда не денешься.

– А ему сколько?

– Двадцать четыре.

– А он пидор? По виду сказать трудно. Вчера же за ужином он по этому поводу темнил.

– Я думаю, Морис – что угодно, чем сам пожелает быть, когда бы этого ни пожелал. Он ловкач – это уж точно. И мне он не слишком нравится, Гор, если говорить честно. Иногда мне кажется, я б мог его ненавидеть. Он груб и недобр, совершенно самовлюблен и ко мне относится как к шелудивому псу. Но я, похоже, никак не могу от него оторваться. Когда мы с ним вместе, я мучаюсь, а если мы порознь, думать я способен только о нем. Спрашиваю себя, с кем сейчас он и что делает, вспоминает ли вообще обо мне. Когда мы едва-едва познакомились, все было, конечно, совсем не так. Тогда я владел ситуацией. Я… ну, я – то, что я есть.

– Преуспевающий писатель, – сказал Гор, кладя ладонь на руку друга. – И при этом неплохой. Редкая диада.

– Умелый, – ответил Дэш, выдавливая полуулыбку. – Давайте не будем кривить душой. Писать я умею, да, но меня не будут помнить. В отличие от вас. Моим книгам недостает той алхимии, какая нужна для того, чтобы обеспечить бессмертие. Вас будут читать, когда мы оба станем пищей для червей, Гор. А меня нет.

Гор ничего не ответил. Будущее Дэш себе представлял безошибочно, с его точки зрения, и у него не было ни малейшего желания свысока делать вид перед своим приятелем, что все не так.

– Когда я только с ним познакомился, – продолжал Дэш, – у меня в теле как будто каждый нерв вытянулся по струнке в его присутствии. Я не мог отвести от него глаз и, когда подошел к нему…

– Где это случилось? – спросил Гор.

– В Прадо. – Он рассмеялся и покачал головой. – Я знаю, из такого состоят клише. Как будто в ужасном голливудском фильме.

– Насколько я могу судить, нынче других и не бывает, – произнес Гор. – В каком он был зале?

– Кто?

– Морис. Когда вы его обнаружили. Вы помните, в каком он был зале? На что смотрел?

– На Эль Греко. На нем были белые брюки и темно-синяя рубашка, ее тон совпадал с обувью. Без носков, а в одеколоне его звучали нотки лаванды. Через плечо у него висела очень приличная сумка, кожаная, кремовая, а в руках он держал номер “Эль Паис” с крупной фотографией Фелипе Гонсалеса на первой полосе – тот показывал пальцем на Франсиско Ордоньеса ^[37].

– Ох, дорогой мой Дэш, – произнес Гор, печально качая головой. – Вот же вас припекло-то.

– Конечно, в то время он был с Эрихом.

– В каком это смысле – с ним?

– Трудно понять, хотя я в разумных пределах убежден, что между ними ничего физического не было. Он его просто использовал так же, как пользуется мной. Бедный Эрих в него тоже, конечно, был влюблен.

– А вчера вечером вы бранили меня за фразу “бедный Эрих”.

Дэш пожал плечами.

– Возможно, сегодня я к нему более расположен. Вероятно, ему выпала та же мера страданий, как и на мою долю в последние пару лет.

– Он не дает вам к себе прикасаться, так? – спросил Гор, и Дэш покачал головой. – И сам вас не трогает?

Дэш ничего не ответил – просто смотрел вдаль, глядя, как гуляют и катятся волны раннего утра.

– Я не вполне понимаю, – произнес Гор, когда стало ясно, что Дэш ничего не ответит. – Он хорош собой, да. В нем неоспоримо есть эта половая притягательность, и он осознает власть своей красоты. Но таково же большинство мальчишек его возраста. Что в нем такого особенного? Что в нем видите вы с Эрихом, а я нет?

– Не знаю, – признался Дэш. – Но чем бы ни было оно, я его раб. И Эрих был таким же рабом, я уверен. Я так невероятно ревновал, когда впервые встретил их вместе. Допускал, что Морис – просто какая-то игрушка, кого Акерманн подобрал где-то в своих путешествиях. Но быстро понял, что их отношения гораздо сложнее, чем я воспринимал их поначалу. Мне с самого мига встречи хотелось их разлучить, и как только я вложил Морису в голову, что он уже получил все, что мог, от своего наставника номер один, оказалось совсем нетрудно убедить его перейти к наставнику номер два. К тому, кто больше “вхож” на нью-йоркскую литературную сцену. Что Эриху никогда толком не удавалось, даже после “Трепета”.

– И – что? Он просто бросил Акерманна?

– Как раскаленный уголек. Эрих был раздавлен. Много мне Морис не рассказывал – он может быть достаточно сдержан, если этого хочет, но прошло совсем немного времени, и жизнь у бедняги развалилась.

– Но это же наверняка случилось из-за разоблачений в книге у Мориса?

– Думаю, ему бы удалось с ними справиться, если б он захотел, – ответил Дэш. – Но подозреваю, что у него не осталось сил для боя – без этого мальчика рядом.

– И с тех пор?

– Ну, роман Мориса снискал огромный успех. Он теперь очень востребован, горячая юная звезда лондонских литературных кругов, я же просто-напросто отчаявшийся старый педик, чья лучшая работа уже осталась в прошлом, а нынче я тащусь вслед за мальчишкой, свесив язык, все больше и больше унижаясь при каждом повороте. Бывают времена, когда я жалею, что он не умер, или что я не умер, или что мы оба не умерли. Вчера, пока мы подъезжали к вашему дому, я всерьез задумался, не съехать ли нам прямо в море с обрыва. Но я, конечно, этого сделать так и не смог.

Гор дружески подался к Дэшу и крепко пожал его руку.

– И что же дальше? – спросил он. – После того, как вы сегодня уедете, в смысле?

– Не знаю, – ответил Дэш. – Он возвращается в Лондон, уже пишет свой следующий роман. Я предложил составить ему компанию, но он ответил, что предпочитает, чтобы я этого не делал. Сказал, что отыщет меня, когда в следующий раз заедет в Нью-Йорк. Отыщет меня! Наверное, просто вернусь домой и стану его ждать. Мне больше ничего не остается.

– Начнете работать над следующей книгой?

– Попробую. Трудно вообразить, что способен сосредоточиться на романе, когда меня так обуревает желание.

– Вы же знаете, что он к вам не приедет, правда?