Книга Лестница в небо, страница 64 – Джон Бойн

– Мисс Уиллоу, классный руководитель Дэниэла…

– Я знаю, кто такая мисс Уиллоу, – прервал ее Морис.

– Да. Так вот, она уже заметила необычайную динамику отношений Дэниэла и Юпитер и обратила на нее мое внимание.

– Необычайную динамику? – повторил он, задаваясь вопросом, не вбили ли подобные понятия муштрой в головы учителям и директорам школ, чтобы они избегали потенциально клеветнических и, следовательно, сутяжнических замечаний.

– У Юпитер… наверное, можно сказать, что она влюбилась в вашего сына.

– Но ему всего семь лет, – ответил Морис с изумленной улыбкой.

– Дети, конечно, не распознают в этом влюбленность, но такое случается постоянно. У одного ребенка развивается сильная привязанность к другому, и предмет их увлечения может не отвечать взаимностью. В данном случае Юпитер начала приносить в школу небольшие подарки для вашего сына. Божью коровку, которую она держала живой в спичечном коробке, например. Книжку, которая ей особенно понравилась. Однажды она даже сделала ему сэндвич и принесла клубничный кекс на десерт.

– Вот бы мне кто-нибудь такое приносил, – сказал Морис. – И что делает Дэниэл? Когда она ему все это вручает?

– То же, что делают все мальчики его возраста, надо полагать, – ответила директриса, пожимая плечами. – Принимает подарки, еду съедает, а как только получает от нее все, чего хотел, снова убегает играть со своими друзьями, а она расстраивается от того, что ею пренебрегли. В этом смысле, вероятно, разницы между мальчиками и мужчинами не так уж много.

Морис поднял бровь, удивившись такому суждению, которое, казалось, продиктовано некоторым неудачным личным опытом, а не профессиональной оценкой ситуации. Он подумал было, не попросить ли у нее объясниться, но его отвлекли счеты, стоявшие на подоконнике за ее столом. Довольно примитивные, десять рядов разноцветных бусин, укрепленных в деревянной раме на подставке. Таких он давно не видел, но, как и пресловутые мадленки у Пруста, они вызвали в нем всплеск памяти, которая, как он знал, может его захлестнуть, если он не удержится. Счеты доктора Уэбстера, конечно, были гораздо совершеннее, одноцветные, но из кленового дерева, костяшки – полированная слоновая кость. Их передавали в семье Уэбстеров из поколения в поколение со времен Великой войны, как ему говорили, и надпись на раме – “А. Ф. П. Уэбстер, 1897” – всякий раз наводила его на раздумья, добился ли их первоначальный получатель какого-то успеха в жизни или же вообще лишился ее в окопах.

Глядя сейчас на эту разновидность подешевле, Морис ощущал тягу взять их и услышать щелчки костяшек, когда он скользит ими по проволокам, но он удержался, не уверенный, не окажется ли так, что он швырнет эти счеты на пол и растопчет их, – а подобные действия уж точно вызовут еще более сильный отклик, чем то, что один ребенок шлепнул другого на игровой площадке. Миссис Лейн заметила его пристальный взгляд и повернулась посмотреть, на что это он уставился, неверно толкуя его интерес к счетам как наблюдение за детьми, играющими снаружи.

– За ними присматривают, знаете, – сказала она.

– Прошу прощения?

– За детьми. За ними смотрят. На перемене с ними всегда по меньшей мере двое педагогов.

– Нет, я не… – начал было он, но потряс головой, не озаботившись продолжать.

– Как бы то ни было, – произнесла она голосом громким, резким и уже грубым. – Сегодня утром между уроками Юпитер подошла к Дэниэлу, пока он разговаривал с какими-то другими мальчиками, обняла его и поцеловала. В губы. Наверное, она видела, как кто-то это делает, по телевизору или в кино, и…

– Она его поцеловала?

– Да. Очень коротко. Бедный мальчик окаменел от ужаса, в особенности – от того, что другие мальчики начали над ним смеяться, и вот тогда-то это и сделал. Шлепнул ее по лицу, в смысле.

– Господи.

– Именно.

– И ей было больно?

– Ну, нет. Вряд ли удар оказался зверским. Потом, конечно, у нее на щеке оставалась красная отметина, но, мне кажется, ее это больше ошарашило, нежели сделало больно. Но, само собой, унизило.

– Полагаю, вы мне теперь скажете, что ее родители планируют подать на меня в суд. Или на вас. Или на школу.

– Ох нет, – ответила она, качая головой. – Как раз напротив, на самом деле. Они подчеркнуто сказали, что полагают, будто Америка превратилась в слишком уж сутяжническое общество, и они не намерены пускаться по этой дороге.

– Ну слава богу.

– Да, я поддерживаю здесь ваши чувства. Последнее, что нужно Сент-Джозефу, – это дорогостоящий судебный процесс. Сопровождающая его публичность тоже может оказаться губительна. Нет, они хотят, чтобы Дэниэл и Юпитер сходили вместе на консультации для пар.

– Вы наверняка надо мной смеетесь?

– Нет, отнюдь.

– Им по семь лет. И они не пара.

– Это фигура речи, мистер Свифт. Какое-то дискуссионное пространство, где они смогут обсудить свои жалобы. Родителям Юпитер нравится разговаривать, видите ли. Разговаривают они много. Они никогда не перестают разговаривать – вы, думаю, улавливаете ход моей мысли.

– А если я откажусь? – спросил Морис. – Если скажу, что мне не нравится предложение, чтобы мой сын встречался с мозгоправом в таком юном возрасте?

– Ну, это, конечно, целиком и полностью будет зависеть от вас, – произнесла миссис Лейн, беря со стола авторучку и снимая с нее колпачок, после чего постучала пером о листок промокательной бумаги, что Морис истолковал как нервный жест. – Но мой совет вам – согласиться на сеанс, хотя бы лишь для того, чтобы их умиротворить. Не могу себе представить, что это способно хоть как-то навредить, зато польза может оказаться существенной. И после этого, полагаю, инцидент можно будет считать исчерпанным.

– Прекрасно, – сказал Морис, у которого не имелось никакого особого мнения о психотерапии, но он был счастлив делать все, что необходимо, лишь бы побыстрее выбраться из ее кабинета. – Один сеанс?

– Один, да. Дэниэлу в любом случае это может оказаться полезно, – добавила директриса, и Морис уловил, что слова свои она подбирает тщательно, поскольку речь у нее замедлилась и она больше не смотрела ему в глаза. – В конце концов, возникает вопрос, где он мог научиться этому.

– Вы же сами сказали, – произнес Морис. – По телевизору увидел. Или в кино. Хотя я не разрешаю много смотреть, да ему не очень-то и хочется. Мы в семье скорее книгочеи.

– Это хорошо. Да, мисс Уиллоу говорит, что Дэниэл любит книги. И пишет он тоже очень хорошо.

– У него великолепное воображение, – сказал Морис. – Даже не знаю, откуда что взялось.

– Ну, от вас, вероятнее всего, – ответила она. – Вы же писатель, нет?

Он не ответил.

В замешательстве она помялась, вернула колпачок на свою авторучку, а ее воткнула в подставку с отверстиями еще для дюжины, хотя все они сейчас были пусты.