Книга Хранительница книг из Аушвица, страница 79 – Антонио Итурбе

В конце концов обнаруживается, что у Франтишека кофеварки нет, а есть носок, куда он насыпает кофе, опускает его в кастрюльку, а потом ставит кастрюльку на конфорку. Но даже кофе из кастрюльки имеет для Руди божественный вкус, и он уходит из барака, размышляя о том, что этот эсэсовец слишком радостно посвящает в свои планы других.

И верно, Виктор Пестек начал с риском для себя распространять слух, что один охранник ищет компаньона для побега из Аушвица. Впрочем, нельзя сбрасывать со счетов и возможность того, что многие из тех, кто об этом услышит, просто не поверят и отнесутся к слуху как к сказке какой-нибудь, вроде той, что повествует о горшке с золотом, зарытом под дальним концом радуги, или о человеке с мешком. Однако Пестек существует в реальности и упорно продолжает поиски. Сбежать он мог бы и один, но ему нужен спутник, который был бы знаком с пражским подпольем, чтобы как можно скорее раздобыть фальшивые документы для Рене и ее матери и вытащить их отсюда.

Упорство Пестека дает свои плоды, и он находит человека, готового принять участие в реализации его плана. Это один из узников семейного лагеря, зовут его Зигфрид Ледерер, и он является участником Сопротивления. Как раз один из тех, кем овладела та самая мания побега, готовый на все, лишь бы выйти из лагеря.

Пестек договорился о свидании с Рене сегодня вечером. Она приходит — как всегда, очень серьезная, как будто чего-то стыдясь, не поднимая рук от юбки, с опущенной головой.

— Это наше последнее свидание в Аушвице.

Вот уже сколько дней он говорит ей о побеге, но она до сих пор так в это и не поверила.

— Великий день наступил, — объявляет он девушке. — Точнее, речь идет всего лишь о первой части плана, конечно. Сначала из лагеря уйду я, а потом вернусь — за тобой и твоей мамой.

— Но... как?

— Лучше, если ты не будешь знать деталей. Любая мелкая нестыковка может оказаться фатальной, к тому же ведь может случиться и так, что мне придется изменить план на ходу, если что-то будет складываться не так, как предполагалось. Но тебе не о чем беспокоиться. В один прекрасный день ты выйдешь за ворота лагеря, и мы будем свободны.

Рене смотрит на него своими небесно-голубыми глазами и кокетливо, как ему нравится, тянет локон к губам.

— А теперь я должен идти.

Она кивает.

В последний момент останавливает его, схватившись за рукав его гимнастерки.

— Виктор...

— Что?

— Будь осторожен.

И он счастливо вздыхает. Теперь уж точно ничто его не остановит.

Так же ничто не может остановить Диту в ее намерении узнать, что же произошло тем мартовским днем с Хиршем, что заставило его наложить на себя руки. Она уже несколько дней бродит вокруг мастерской, в которой работает Ханге, но удача ей пока так и не улыбнулась.

Удачу иногда приходится хватать за шкирку.

Дита подходит к последней, как ей кажется, группе работников, выходящих из мастерской в конце рабочего дня.

—Прошу прощения...

Мужчины смотрят на нее вежливо и устало.

— Я ищу одного господина... без волос.

Мужчины недоуменно переглядываются, словно в этот вечерний час головы у них работают слишком медленно и они не совсем понимают, чего хочет эта девочка.

— Без волос?

— Нуда, то есть лысого. Совсем лысого.

— Совсем лысого?

— Ясно! — говорит один из них. — Она имеет в виду Курта, понятное дело.

— Думаю, да, — отвечает Дита. — А где его можно найти?

— Там, внутри, — показывают ей в сторону барака. — Он всегда выходит последним. Он дежурный, должен все убрать: подмести пол, разложить по местам.

— Вторая работа, — слышится комментарий еще одного узника.

— Ага, то, что получаешь, если ты мало того что еврей, так еще и коммунист.

— Да к тому же и лысый, — саркастически добавляет кто-то.

— Быть лысым — преимущество. Вши соскальзывают.

— А когда идет снег, они катаются по лысине на коньках, — отпускает еще одну шуточку любитель сарказма.

И все уходят, посмеиваясь, как будто Диты не существует. Она еще довольно долго ждет на улице, пока наконец в дверях не появляется человек без волос. Пани Турновская нисколько не ошиблась, упомянув в качестве отличительного признака его нос.

Дита пристраивается идти рядом с ним.

— Извините, но я хочу кое-что узнать.

Мужчина зло косится на нее и прибавляет шагу. Дита пускается бегом и догоняет.

— Видите ли, мне нужно выяснить кое-что относительно Фреди Хирша.

— Почему ты меня преследуешь? Ничего я не знаю, оставь меня в покое.

— Извините, мне не хочется вас беспокоить, но я должна выяснить...

— А ко мне-то ты почему цепляешься! Я — всего лишь уборщик в мастерской.

— Мне говорили, что вы — нечто большее...

Человек останавливается как вкопанный и гневно глядит на нее. Потом смотрит то в одну, то в другую сторону, и внезапно Дита осознает, что если Менгеле застанет ее прямо здесь и сейчас, то для нее все будет кончено.

— Тебя, по-видимому, плохо проинформировали.

И он снова пытается уйти.

— Подождите! — сердито кричит ему Дита. — Я хочу с вами поговорить! Предпочитаете, чтобы мы разговаривали криками?

Несколько человек уже проявили к ним интерес и повернули головы в их сторону, так что мужчина тихонько чертыхается. Потом хватает Диту за руку и ведет ее в боковой проулок между двумя бараками, где меньше света.

— Кто ты такая? Чего ты хочешь?

— Я — ассистентка из блока 31. Мне можно доверять. Можете спросить обо мне у Мириам Эделынтейн.

— Ладно, ладно... Слушаю тебя.

— Я пытаюсь понять, почему покончил с собой Фреди Хирш.

— Почему? Да очень просто: он струсил.

— Что вы такое говорите?

— Что слышишь. Он сдал назад. Его попросили возглавить восстание, а он не решился. Вот и вся история.

— Я вам не верю.

— Да мне абсолютно все равно, веришь ты мне или нет. Произошло ровно это.

— Вы ведь не знали Фреди Хирша лично, так? — Теперь уже именно мужчина застывает столбом, словно его застигли за чем-то непотребным. Дита прилагает все усилия к тому, чтобы, когда она говорит, ее ярость не излилась слезами. — Вы не были с ним знакомы. И ничего о нем не знаете. Он никогда и ни перед чем не отступал. Вы думаете, что знаете много, что Сопротивление знает вообще все... но вы ничего не понимаете.

—Слушай, девочка, я знаю только одно: из руководства Сопротивления ему поступил приказ, а что он сделал после этого? Проглотил все эти пилюли, чтобы уйти со сцены. — В его словах сквозит раздражение. — Я понятия не имею, чем вызван такой интерес к его персоне. Вся эта история с блоком 31 — сплошной фарс. И весь семейный лагерь. И Хирш, и мы все просто подыграли нацистам, выступили в роли их челяди.