Книга Югославская трагедия , страница 27 – Леонид Млечин

— Мы хотим узнать судьбу наших близких, если они живы, или похоронить достойно, если они мертвы, — говорил заместитель председателя общества Зденка Фаркаш, у которой убили двоюродного брата в Сербской Крайне. — Мы построили кирпичную стену вокруг штаба войск ООН в Загребе, чтобы привлечь внимание Отдела по правам человека к судьбе наших близких. На каждом кирпиче имя пропавшего. А на обратной стороне кирпича мы хотели бы написать имя сербского военного преступника.

У одной из женщин сын вступил в хорватскую военизированную полицию, отправился воевать с сербами и пропал без вести. Это не единственная потеря в семье:

— Мой муж был командиром отряда местной самообороны в Герцеговине. Он был чистый, честный человек и не разрешал убивать невинных людей. А его убили.

Они держат в руках фотографии пропавших. В основном это молодые ребята шестнадцати-восемнадцати лет, которые отправились воевать, наслушавшись дома разговоров о вековечных врагах — сербах, которым нужно дать отпор. Матери рожали сыновей не для того, чтобы их убили. Но мало кто думает о том, что воспитание в духе ненависти — самый короткий путь к могиле.

Катарина Шолич, седая плачущая женщина, пережила такое, что врагу не пожелаешь:

— Я потеряла четырех сыновей. Одного увел наш сосед в июне 1991 года, и никто не знает, что стало с моим мальчиком. Второй погиб во время боев за город Вуковар. Третьего избили до смерти. Четвертый сам бросился в реку, чтобы не попасть в руки сербов. У меня сиротами осталось пятнадцать внуков.

Семьи, которые кого-то потеряли, приходят в объединение и заполняют стандартный бланк. Родные пропали у трех тысяч семей. Постоянно происходит обмен пленными. Возвращающиеся домой уверяют, что сербы отпустили еще не всех хорватов, захваченных во время войны. Еще они ждут, когда сербские власти согласятся провести эксгумацию и опознание трупов, захороненных в братских могилах. По их словам, неопознаны еще тысячи убитых.

— Мы видели, что Югославская народная армия вооружает сербов, но не думали, что они начнут всех убивать. Они заранее готовили резню, чтобы уничтожить всех хорватов. Если будете в Белграде, поговорите с господином Милошевичем, расскажите ему о наших страданиях. Немыслимо, что такая бесчеловечность творится на земле.

Что я мог ответить этой женщине? Я уже был в Белграде, где меня первым делом повели в музей, чтобы показать, как хорваты осуществляют геноцид сербского народа. Я видел фото зверски убитых сербских детей, женщин и стариков. И в Сербии мне на каждом шагу говорили, что войну начали хорваты, которые решили довести до конца то, что не успели сделать во время Второй мировой войны, — уничтожить всех сербов.

В Сербии есть такая же организация — «Женщины в черном», но общее горе не сближает несчастных сербок и хорваток. Ими манипулируют политики, превращая эти объединения в придаток пропагандистского аппарата.

— Понимаете ли вы, что на сербской стороне есть такие же страдающие родители? — спросил я.

— Мы их территорию не оккупировали. Они захватили наши земли и насиловали наших детей, так что нечего с их стороны искать жертвы, — ответил хмурый мужчина.

И пока мы говорили с родителями погибших детей, убийства продолжались. И хорваты отнюдь не были только жертвами. Стало известно, что в Боснии местные хорваты в зоне, которую они контролируют, отправляют в концлагеря всех сербов и мусульман, начиная с десятилетних детей. Объяснение простое:

— Сегодня они дети, завтра — солдаты, которые будут воевать против нас.

Когда я приехал в город Пакрац, он был еще поделен. Северная сторона принадлежала хорватам, южная — сербам.

Мэр хорватской части и депутат парламента Владимир Делач — молодой еще человек плотного телосложения в красном костюме. В прошлом инженер-электротехник, он возглавил местное отделение правящей партии.

— Война за Пакрац продолжалась четыре с половиной месяца, сербская артиллерия выпустила по городу несколько тысяч снарядов. Сербов в городе было меньше половины, но все начальники были сербами. Почему они решили, что им будет плохо в независимой Хорватии?

По странному совпадению война началась практически одновременно с августовским путчем в Москве.

— 17 августа 1991 года — это была суббота, очень жаркий день, — вспоминал мэр. — Я увидел танковую колонну Югославской народной армии, насчитал тридцать танков. Танкисты высматривали сербов, звали их с собой. На следующий день, в воскресенье, все сербы с семьями уехали из города. А в понедельник в пять часов утра начался обстрел. Снаряды разрываются каждые три минуты, дома рушатся, дети кричат… Сербские четники были уверены, что им не окажут сопротивления, и просчитались — они не смогли взять наш город.

— До войны в городе жили восемь с половиной тысяч человек. Осталась половина. Некоторые дома взорваны, сожжены, разрушены. Предприятия закрылись, люди без работы. Мы стараемся занять их ремонтом, расчисткой улиц, — объяснил мэр. — Раньше, чем через десять лет, города нам не восстановить. Есть проблемы не только материального характера. У людей, переживших войну, возник психический синдром, известный среди ветеранов Вьетнама и Афганистана. Увидит бывший солдат кого-то из эмигрантов, пересидевших войну в Германии и вернувшихся с большим деньгами, и хватается за автомат или гранату, грозя все вокруг разнести…

Разговор мэр хорватской части Пакраца закончил так:

— Если ООН не поможет нам вернуть нашу землю, мы сделаем это сами силой оружия. Военные преступники должны быть наказаны, беженцы — вернуться домой.

В феврале 1992 года Совет Безопасности ООН принял решение отправить четырнадцать тысяч «голубых касок» для контроля вывода югославских войск и демилитаризации Сербской Краины.

Хорватские политики жаловались, что ООН не справилась со своей задачей. Они ссылались на резолюцию Совета Безопасности ООН № 769 (1992) о восстановлении контроля Хорватии над всей своей территорией в международно-признанных границах.

ООН не добилась демилитаризации Краины. Ее войска утратили контроль над границей между Сербией и Кранной и между Краиной и сербской частью Боснии. Краинская армия продолжала вооружаться с помощью Белграда. Оружие было в каждом доме, словно это не жилье человека, а долговременная укрепленная точка.

Сербы исходили из того, чтобы линией перемирия стала государственная граница. Это не устраивало Хорватию.

Божидар Петрач, заместитель председателя комитета по внешней политике парламента Хорватии, — холодный, неулыбчивый, сосредоточенный человек. Он смотрит сквозь очки куда-то внутрь себя, словно ему открывается некая истина и решительно рвет пакетик с сахаром:

— Краина должна быть хорватской. Любые способы хороши. Иначе это будет плохим примером для Европы. Войска ООН позволяют сербам утвердиться на оккупированной ими территории, приучая мировое сообщество к тому, что эта земля принадлежит им.

Чернобородый депутат хорватского парламента Драго Крпина был избран в парламент от города Книна, оставшегося под сербским управлением. В отличие от своего коллеги он говорил в высшей степени эмоционально, но только в тех случаях, когда переводил разговор на тему «захватнической политики сербов» и «извечной агрессивности сербов»: