Книга Танец песчинок, страница 9 – Виктор Колюжняк

– Отпечатков пальцев нет в нашей базе, фотографии нет в картотеке, никаких документов при нём не нашли, а собственное имя он называть отказывается. Он вообще очень странно отвечает на вопросы, – сказал Шустер.

– Но в полицию всё-таки позвонил он, правильно?

– Да, Бобби Ти опознал голос.

– А толстяк запомнил, что конкретно сказал убийца?

– Ты недооцениваешь Бобби. Он записывает всё, что говорят по телефону. Любой бред и ахинею.

– Я не удивлён, – сказал я, изучая убийцу, который так и не переменил позу, с момента, как мы подошли к камере. Всё сидел, положив руки на колени, и смотрел в стену, словно скульптура. Если бы он не моргал, я, пожалуй, решил бы, что передо мной манекен. – Так что он сказал?

Шустер на мгновение прикрыл глаза, а затем произнёс, выделяя каждое слово: «Я. Убил. Дока. Вырвал. Ему. Сердце». Во время этой фразы кончики пальцев убийцы чуть дрогнули, но я успел это заметить.

– Обязательно напускать столько драматизма?

– Бобби Ти утверждает, что между словами были огромные паузы.

– Лучше бы они были у него в еде, – я поймал укоризненный взгляд Шустера. – Сегодня все сговорились давить мне на совесть?

– Нет, дави на неё сам, Любо. Я просто хотел напомнить, что твой юмор порой слишком злой, а смеха не вызывает.

Я сплюнул на пол, поморщился и подошёл к решётке – из камеры пахло нечищеным сортиром, сыростью и тленом. Убийца не отреагировал на мой приближение, продолжая сверлить стену взглядом.

– Эй! – позвал я. – Спящий гигант, поговори со мной.

Молчание. Ровное дыхание убийцы. Насмешливый взгляд Шустера, подразумевающий одну из вариаций фразы «я же говорил». Моё собственное раздражение, готовое выплеснуться наружу.

– Слушай сюда, урод. Можешь не отвечать, но я знаю, что ты меня слышишь. Ты убил очень хорошего человека. Плевать на то, что у него было внутри, но для меня он был именно человеком. Одним из лучших в этом поганом городе. И я хочу знать: сам ты додумался до этого, или тебе кто-то подсказал?

Вновь молчание. Шустер стоял у соседней камеры, как бы показывая, что не хочет мешать разговору. Раздражение внутри меня сменилось безразличием. Перемена была столь неожиданной, что я и сам не сразу её осознал.

– С тем же успехом я мог бы разговаривать с песком, – пробормотал я в сторону Шустера, но ответил убийца.

– Песок, – прошептал он с придыханием. – Шуршит. Тихо-тихо. Шуршит. Песок. Тихо.

– Итак, ты разговариваешь. Что-нибудь ещё?

Вновь молчание. Я нахмурился и произнёс вопросительно:

– Песок?

– Шуршит. Тихо-тихо, – поддакнул убийца.

– Вы можете выступать в цирке, – Шустер похлопал меня по плечу, неуловимым движением оказавшись рядом. Иногда эта его «тягучесть движений» здорово пугала даже меня. Вот и сейчас я слегка вздрогнул, а Шустер, как мне показалось, улыбнулся. – Правда, вам придётся доплачивать зрителям, чтобы они на это смотрели.

– Вспомни, что ты говорил о моём чувстве юмора, и верни себе в стократном размере.

– Туше.

Я догадывался, что большего от убийцы не добьюсь. Ему явно прочистили мозги – вряд ли настоящий убийца (тот, кто всё задумал и организовал) не позаботился о том, чтобы стереть следы в памяти этого уродца.

– Ты прав, это было любопытное зрелище, но с меня хватит.

– И чем думаешь заняться сейчас? Выспаться? На мой взгляд, сон тебе не помешает.

– Если бы убили кого-нибудь другого, то я бы так и сделал, но из уважения к Доку наведаюсь ещё к остальным адресатам писем. Буду играть в тупого патрульного. Думаю, сейчас у меня это неплохо получится. Теперь-то у нас есть фотография этого дровосека? Я буду показывать её и спрашивать: «Видели ли вы этого человека?»

– Сомневаюсь, что из этого выйдет что-то путное.

– Может да, а может и нет, – я пожал плечами и поморщился: в голове стрельнуло вспышкой боли. – Нужно что-то делать. Я покажу им фотографию, ты распорядишься, чтобы такие же развесили на улицах. Возможно, кто-то на это клюнет. Бумаги Дока оставим на потом, а чёрный песок отдай криминалистам.

– Хорошо. Но перед этим хочу тебе сказать кое-что ещё: медики, осматривающие тело Дока, пришли к выводу, что он бы и сам долго не протянул. Старик уже начал гнить изнутри. Помнишь тот запах на вокзале?.. Месяц-два, и он умер бы сам.

– Пусть так, но ему помогли, и я хочу знать, кто это сделал.

Шустер некоторое время сверлил меня взглядом из-под тёмных очков, но затем нехотя кивнул, как бы говоря – ты знаешь, что делаешь.

Мне бы хотелось обладать хоть частичкой подобной уверенности. В тот момент я ощущал себя, как желторотый новичок, бросающийся из крайности в крайность, однако я должен был делать хоть что-то. В противном случае я потерял бы уважение к самому себе.

В сущности, кроме Шустера, Док был единственным, с кем я чувствовал себя настоящим. И у меня не было права разбрасываться подобными ощущениями и памятью о них.

* * *

Я поймал Рабби Шимона возле дверей его гостиничного номера. Отворил без стука, благо оказалось не заперто, и взглядом упёрся в сутулую старческую фигуру с чемоданом, похожим на огромный кошель. Рабби отпрянул, прижимая к груди пожитки. Я почувствовал ярость и оттолкнул его ещё дальше, заставив приземлиться на стоящий неподалёку стул. Чемодан Рабби так и не выпустил.

Нам явно предстоял тяжёлый разговор. Если среди ночи совершается убийство, а один из подозреваемых собирается сбежать… даже моих пьяных мозгов хватало, чтобы сопоставить очевидное.

Я встал около двери, перекрывая единственный путь к бегству – старикан выглядел запуганным, но ещё не настолько отчаявшимся, чтобы выпрыгивать из окна. Песок только с виду кажется мягким, и падение с третьего этажа закончилось бы для Рабби плачевно, если только адепты Каббалы не освоили левитацию. Впрочем, в таком случае Шимон уже давно включил бы это в программу своей еженедельной проповеди на улицах Медины.

– Куда-то собираетесь, Рабби? – спросил я. Даже не пришлось стараться, чтобы в голосе прозвучала подозрительность.

– Прочь, детектив! Я собираюсь прочь. Подальше от этого города, от этих людей, от вас, от песка… – последнее слово Шимон произнёс с отвращением. Я понял, что Рабби не только напуган, но и взбешён. – Что вам надо?

– Помилуйте, Рабби, это я вас должен спрашивать. Сегодня один из старейших и уважаемых жителей Медины гибнет, на его столе я нахожу письмо, адресованное вам, а оказывается, что вы собираетесь исчезнуть из нашего прекрасного города. Может быть, всё-таки стоит объяснить своё поведение?

– Кто погиб?

– Док.

– Я так и думал, – Рабби кивнул. – Можете мне не верить, детектив, но я почувствовал, что произошло нечто ужасное. Ужасное настолько, что оно могло послужить началом для других ужасов. Потому-то я и решил, что мои дела на этой грешной земле закончены. Никто и никогда не постигнет здесь настоящего бога. Все только и могут насмехаться и больше ничего, – Шимон покачал головой, прижал чемодан к груди и с тоской посмотрел в окно.