Книга Новая история Колобка, или Как я добегалась, страница 29 – Яна Ясная

После того, как злые языки разнесут весть, что Азоринвест попал в черный список к Деду, сотрудничать с ним не согласится ни один предприниматель, желающий жить в бизнесе долго и счастливо.

Максим успел вернуться к нашему возвращению.

Когда мы с Игорем поднялись в его кабинет, он сидел на диване упершись локтями в колени, сцепив руки в замок. Широкие плечи поникли, но вот голова не была скорбно опущена — Макс невидящим взглядом сверлил висящую на стене стилизованную сказочную карту своих “земель”. Там, в верхнем углу старославянским шрифтом на зеленом просторе, в окружении елочек было отпечатано “Тихий лес”.

Цвирко присутствовал здесь же, сидел на посетительском стуле, но именно присутствовал: взгляд тоже устремлен в пустоту, на лице бешеная работа мысли.

Они привезли с собой запах дыма, и он, вместе с повисшей тишиной, кричал о случившемся горе.

Не нарушая молчания, я протопала к кофемашине.

Чай, два черных, капуччино. Не спрашивая о предпочтениях — зачем мне спрашивать, я их предпочтения как свои знаю. Адская машина гудела приводами и черт знает чем еще, запах молотых зерен поплыл по кабинету, приглушая запах гари. В нем было обещание.

“Всё будет хорошо. Я узнавала”.

Я разнесла чашки хозяевам.

— Куда подевались наши… гости? — поинтересовался Макс, когда чашка с чаем стукнула о полировку стола перед ним.

— Съехали, — невозмутимо сообщила я.

Артем посмотрел на свой кофе и чуть усмехнулся, по лицу Игоря, обхватившего кружку обеими ладонями, ничего нельзя было прочитать.

Я опустилась на диван рядом с Максом.

— Вот так вот взяли, и уехали? — скептично уточнил он.

— Ну, не сами, — невозмутимо созналась я, — После моего направляющего пинка.

Да! Да, я их выгнала! И не жалею! И никакая сила не заставит меня извиняться!!!

— Дура, — Макс тяжело вздохнул, и меня отпустило. Не выгонит. — На хрена было из-за… из-за этих… репутацию портить?

— Не, всё правильно, — неожиданно подал голос Игорь, оккупировавший дальний угол дивана и нахохленно созерцавший черную жижу в чашке… — Пусть валят. А то Тамара бы им стрихнину на ужин поднесла.

— Дура Тамарка, что ли? — снова отстраненно усмехнулся Цвирко. — Она повар со стажем, зачем ей стрихнин, когда есть пирожки с грибами?

Я усмехнулась и задала вопрос, который предпочла бы не задавать никогда:

— Что пожарные говорят?

— Да хрень они говорят, Лен.

— Что, случайное возгорание? От брошенного из окна окурка? — со злым сарказмом уточнила я, мгновенно и сразу наливаясь злобой.

— Ага. Зимой. В лесу. Ага-ага. — Макс вздохнул, и взял, наконец, в руки чай. — Нет, Лен, там однозначный поджог, просто не ясно, как его совершили. Живой, промерзший лес очень плохо разгорается. А тут — возгорание началось с нескольких сторон. Плюс — выгорел только молодой лес. Очень аккуратно, сволочи, свое дело делали… Только пока не понятно, как. Как обеспечили возгорание, как направили пламя вглубь массива…

— Да что там понимать, — вставил мрачный Игорь, — Распылили на деревья химию, и вперед.

Я нервно дернулась. Деревья… какие там деревья? Так, прутики хвойные…

Я каждое лето тряслась, что какая-нибудь падаль костер не зальет или сигарету бросит — и полыхнут мои елочки, как нечего делать.

Не того, как видим, боялась.

— Как дети?

Вопрос Елистратова был настолько внезапным, что я некоторое время не могла сообразить, что за дети завелись у нас в “Тишине”, и что именно по ним интересует Макса. И только мучительные секунды судорожных мысленных поисков спустя, я поняла, что имеются в виду мои собственные дети.

Господи, откуда у него силы находятся?

Все видит, обо всем помнит…

Это я волчицей вою и волосы рву, а он отстоял ночь на пожаре, простился с другом и идёт на войну.

— Аллергия, вроде как. Пьют таблетки, болеют, ничего не ломают. Дома второй день противоестественный порядок. Ужасное чувство. Я еще держусь, а вот приходящая няня успокоительное пьет.

Кто-то хмыкнул, и я устало поморщилась:

— Думаете, я шучу? Действительно пьет. Говорит — сердце разрывается их такими видеть.

Кофе в чашке осталось на донышке, а жаль. Медленные глотки меня успокаивали.

— Мне пора, я няню экстренно выдернула, у неё планы на сегодня. Нужно успеть вернуться…

— Как думаешь, это надолго? — Макс задал вопрос со всей осторожностью, понимая, что тут тонкий лед, но я поняла и не обиделась.

— Сегодня-завтра будет общий анализ крови готов. Если там действительно только аллергия, сразу выйду на работу. Не возражаешь, если мы домик займём? Адка уже про пожар откуда-то узнала, домой рвется, долго в больнице я ее не удержу — пусть уж все тогда под рукой будут.

— Да, конечно, не против, — с облегчение выдохнул шеф, и я улыбнулась.

Я знала, о чем он переживал. Пусть сейчас и не сезон, но база должна работать в штатном режиме, демонстрируя всем желающим, что у нас тут все хорошо и прекрасно. Вот только кое-кому мотаться сейчас по администрациям, полициям и прочим инстанциям. Кто будет решать текучку здесь, если старший администратор на больничном, а владелец и вовсе отсутствует?

Пожалуй, мне было даже приятно, что я нужна.

Я со стуком поставила кофейную чашку на стол, сгребла пуховик и сумку и покинула сию юдоль скорби.

Пожалуй, это даже хорошо, что я нужна. Если я дома останусь, я рано или поздно поеду к Азорам, да не просто так, а одолжив у Сереги Балоева ломик.

— Хоть завтра в космос, — широко улыбаясь, сообщила мне медсестра, выдавая результаты анализов, и я смогла ответить ей только слабо дернувшимися уголками губ.

Потому что краснота у мелочи так и не спадала, вялость и апатия тоже никуда не делась, и прекрасные анализы при этом могли означать только одно — надо искать какую-то более сложную причину, а значит — мотаться по врачам.

Хотелось плакать от жалости к детям, от острого беспокойства. Аллергия, пусть это просто аллергия, господи, пожалуйста, пусть это аллергия.

Завтра из больницы возвращается Ада и я планировала всех вечером вывезти в “Тишину”, и так надеялась, что к тому времени вся эта внезапная аллергия тихонечко устранится, будто ее и не было. Вот только судя по всему, закончилось мое трехлетнее везение. Мое везение вообще как-то все разом закончилось в тот день, когда я вызвала Аде скорую.

— Домой, банда, — для детей я уже смогла нарисовать на лице широкую улыбку и прилежно сидевшая на скамейке (права Мария Егоровна, сердце разрывается, бедные крошки!) команда сползла и протянула ладошки. Оленьку — в правую, Стаса — в левую, Ярик паровозиком к брату.