Онлайн книга «Новая история Колобка, или Как я добегалась»
|
А про то, как они потерялись на территории своей группы, а потом нашлись, я сама предпочла бы забыть, как страшный сон! — Знаешь, они очень разные. На первый взгляд постороннему человеку кажется, что у них стопроцентная синхронизация, но это не правда. Олюшка очень трепетная. Она нежная, ей всех жалко: маму, Аду, герань… Про герань, наверное, можно было бы и рассказать при случае. — Ярик — исследователь, ему всё интересно, — да, и именно так наша группа лишилась всей сменной обуви, а аквариум — водорослей. Но этого я тебе, разумеется, не скажу, ибо куда торопиться? — От этого с ним бывает тяжело… — “бывает”, да. Лорочка сказала бы, что я мастер преуменьшений! — А вот Стасик из троицы самый усидчивый и основательный. И его очень любят дети в группе и их родители. Ярик слишком быстрый и непоседливый чтобы производить впечатление, Олюшка — внутренний лидер и заводила, но ей другие дети, вне их “тройственного союза” не слишком интересны, а уж их родители — и подавно. А вот Стасик — да-а-а… Обаяние бронебойное. — Я задумчиво качнула вилкой, и подвела итог, — Словом, Ярик обычно влезает в свои шкоды сам, Олюшка возглавляет и ведёт на подвиг братьев, а Стасик втягивает в этот дурдом всех, попавших в поле его влияния. По масштабу катастрофы и изначальным целям зачинщика обычно и вычисляем. Я развела руками: — Вот так и живём! Н-да, с решением не травмировать пока Мирослава суровой правдой жизни у меня явно что-то не задалось. Но Мир ничего: сидит, улыбается тепло и нежно… Я хотела подколоть его — мол, эта улыбка сразу выдает в нем не обстрелянного родителя, но смутилась и промолчала. Господи, ну что мне, жалко, что ли, минут наивной веры в то, что его дети — ангелы земные?! Пусть пока будет, потом сама отсохнет и отвалится. — А я в детстве залезал на крышу кочегарки, и притащил домой пожеванного собаками голубя, — признался Мирослав, взрослый серьёзный мужик, Радомилович. Крыша кочегарки… Бедная моя голова, она еще не вся поседела! С другой стороны, этот вырос, и мои, может, выживут. — А что потом с голубем было? — Да что с ним могло быть? — Мир хмыкнул. — Отвезли с мамой в ветеринарку, а потом торжественно выпустили. Вступившие в сговор с мамой ветврачи без зазрения совести наврали ребенку, что птичку дома мама с папой ждут… Я с интересом разглядывала его с интимном полумраке: — Мирослав Радомилович! Мне показалось, или это сейчас была обида?! Мирослав Радомилович изобразил всем обликом бурное негодование: мол, как ты, женщина, могла такое подумать?! Но поздно — я уже разглядела в нем того маленького мальчика, которому не позволили оставить себе спасенного голубя. — Лен, пойдём, потанцуем, — блеснул глазами тот давнишний мальчик, вымахавший в здоровенного коня, и поймал меня за ладошку. Выпустил ее из хватки, позволяя коже скользить по коже, и удержал, лишь когда контакт почти разорвался, самые кончики пальцев. Нежно, невесомо. Я замерла, чувствуя, как меняется мой пульс, как обосновывается он в новом месте. В месте соприкосновения наших рук. Он терпеливо ждал, не торопя, но и не убирая руки, и я, чуть улыбнувшись томному чувству, разлившемуся внутри, приняла приглашение. Музыка льется в полутьме, манит и завет. Колдовски лампочки бросают разноцветные блики, не разгоняя темноту, а наполняя ее волшебством. Я плыву в пространстве, лишенном гравитации, удерживаемая на земле не притяжением, а объятиями Мирослава. Это несложно: он намного больше меня. Но его руки сжимают меня бережно, словно опасаясь причинить боль, испугать… Мы танцуем, спутавшись запахами и дыханиями, и когда он отпускает меня, мне кажется, что я чувствую его дрожь. И снова — наш столик, и “Официант, принесите нам счёт, пожалуйста!”, и Мирослав настороженно смотрит на меня, а я тянусь за кошельком, чтобы подразнить — и смеюсь, не скрываясь, получив в награду мученическое “Ле-ена-а!”. Уже в машине, пристегнув ремень, я в очередной раз проверила мобильный: ничего. И не выдержала. — Слушай, чем ты подкупил Аду? — Я? Подкупил?! — Мирослав, оскорбленная невинность, Радомилович окинул меня негодующим взглядом, но зацепился за мой, насмешливый, и сдался. — Я обещал ей, что — никакого секса… Мой хохот веснушчатая коза наверняка слышала в Чернорецке! Мирослав хмуро сопел — ему, взрослому-серьезному-успешному, Адкино недоверие наверняка было обидно, а признаваться, что мне выставлен аналогичный ультиматум, я и не думала, и только подихикивала самым подлым образом, созерцая сердитый (но оч-чень гордый) Азоровский профиль. БМВ, такая же серьезная и успешная, как её хозяин, везла нас в Чернорецк. И я уже даже начала мысленно составлять план, что сделаю, вернувшись домой, как вдруг… — Сержант Лысенко. Ваши документы, пожалуйста. Когда страж дороги еще только подавал нам знак остановиться, Мир метнул в меня испепеляющий взгляд, а я торопливо отвернулась к окну и закусила губу, чтобы не заржать. — Угу, — задумчиво изучил документы сержант. — Мирослав Радомилович… — Вы же видите, у меня все в порядке, — ядовито отозвался оный. — мы можем ехать дальше? — Никак нет! Выйдите, пожалуйста, из машины! — На каком основании? — с ядовитой любезностью уточнил Азор. — Ориентировочка прошла, — с непрошибаемой вежливостью отозвался Виталькин подчиненный. — Машина, похожая на вашу по приметам, в розыске числится. — Ваша “ориентировочка” уже не первый день, как прошла, — Азор давился бессильной злобой, сержант был безупречно интеллигентен, я беззвучно ржала в окно, трясясь всем телом. — Ваши сотрудники меня уже не первый раз останавливают! — Вот видите! — простодушно обрадовался сержант, — Вы и сами всё знаете! Выйдите из машины, откройте капот! Мирослав повиновался, злобно хлопнув дверцей (могу поклясться, что в мой адрес). Мурыжили его недолго, минут двадцать — я не успела толком соскучиться в тепле салона. Вернувшись, Мир, молча убрал на место документы, излучая всеми фибрами неодобрение, пристегнулся, завел машину, и проворчал: — Странно, что на выезде не прицепились… Действительно, странно, надо будет Бурову стукнуть на его подчиненных! А то что это, может, меня тут враги из города вывозят, чтобы расчленить под елками, а никому и дела нет? — Обычно по три-четыре раза за день тормозят, а сегодня только второй, — буркнул он, и тронулся. Как это ни странно, не кукушечкой, а с места. Мир скосил на меня взгляд, но я предпочла его “не заметить”. Не начинай, пожалуйста, не надо, а? |