Книга Параллельщики, страница 32 – Татьяна Буглак

– У тебя скользящее ранение, пуля прошла слева по ребрам, но ничего особо опасного нет, рана почти зарубцевалась. Думаю, когда эта чехарда закончится, ты уже сможешь ходить. Нам необходимо вернуться в контору.

Я слушала его, словно плавая в своей слабости, и ничему не удивлялась, ведь обо всем этом много раз слышала раньше: что при нападении исконников с пространством и временем творится непонятное, а организм параллельщиков омолаживается, расходуя на это уйму энергии. У Лаки тоже шрамов на теле нет, а ведь он несколько раз был серьезно ранен. Все казалось простым и понятным, по телу разливалось тепло от только что выпитого молока, и я задремала.

Разбудил меня грохот. Я сначала не поняла, что происходит, попыталась вскочить, но это мне не удалось, оставалось только лежать и слушать. Как поняла, кто-то с силой колотил в дверь, грозясь разнести фанерную преграду к чертовой матери и повышибать все стекла в доме, но к окнам почему-то не лез.

– Хоть один сунется – перестреляю всех!

Лаки впервые на моей памяти грубо выругался, потом раздался выстрел, и все затихло. Через минуту тонко звякнуло оконное стекло в сенях, но не разбилось, Лаки опять выстрелил, и наступила тишина. Я все же попыталась сесть, – ведь ему может потребоваться моя помощь, – но он уже вошел в комнату.

– Лежи, они не сунутся.

– Кто? – Я все же села, уцепившись за спинку дивана, чтобы не свалиться на пол.

– Мародеры. Они здесь частенько промышляют по погребам, хотя в дома редко лазят. Эти крысы умудряются и во время нападений приспосабливаться. Увидели свет, решили, что, раз есть люди, должна быть и еда, да и безопаснее в доме, ну и полезли, думая, что я их испугаюсь. – Лаки положил на стол пистолет. – Не удивляйся, это дедов, у меня разрешение есть. На дачах вечером без него лучше не появляться.

– Не удивляюсь. – Я все-таки легла.

– Молодец, быстро восстанавливаешься. Сейчас тебе поесть и попить надо. – Он полез в навесной шкафчик в углу, достал из него сгущенку, сладкие сухари и шоколад – стандартный НЗ, у нас с Фо такой же.

– Ты сам ел? – Я взглянула на резко похудевшего парня, на которого прибор исконников должен был действовать так же, как и на меня.

– Ел и сейчас поем, но сначала наведу тебе молоко.

– Не надо. – Я снова с трудом села, поправила на себе застиранную мужскую футболку, наверняка принадлежавшую Хауку: Лаки у́же в плечах и на полголовы ниже. – Лучше я сгущенку с сухарями поем, а кипятком запью, так легче.

– Хорошо. – Он поставил на табурет тюбик сгущенки, миску с сухарями и кружку с водой. – Ешь! И спи…

– Ната, просыпайся!

Я сквозь сон кивнула, потом все же открыла глаза. Рядом с диваном стоял бледный Лаки.

– Как ты себя чувствуешь?

– Сейчас. – Я попыталась сесть. – Вроде нормально, надо пройтись, проверить.

– На улицу не выходи, если что, в коридоре ведро стоит.

– Сколько сейчас? – Я взглянула в темноту за окном.

– Два часа дня, но рассвета еще не было. Очень долгий эффект, или установка до сих пор работает. – Он сел на диван. – Поешь, а я посплю.

– Ложись! – Я с трудом встала, освободив Лаки место, укрыла парня одеялом. – Что контора?

– Не знаю, связи до сих пор нет. Пока все это не закончится, на улицу лучше не соваться. Еда еще есть, эффект на нас с тобой не особо сказывается – видать, установка далеко. Не волнуйся.

Лаки уснул, я же, закипятив на крохотной электро-плиточке воды, напилась чая со сгущенкой. Хотелось чего-нибудь соленого, чтобы перебить приторную сладость, но в шкафчике ничего не нашлось, только соль в солонке. Но я не самоубийца, поэтому пришлось терпеть и мечтать о зажаренной до хруста колбасе. Делать было нечего, только читать нудный детектив, нашедшийся в прихожей и предназначавшийся, наверное, для растопки печи – последние страницы с содержанием и рекламой оказались выдраны – и иногда поглядывать в окно, при малейшем шуме хватаясь за лежавший на столе пистолет. Главное, если что, стрелять хотя бы в нужном направлении, а то и Лаки, и себя подстрелю.

Шли часы, за окном все так же стояла темнота, в комнате тускло, вполнакала, светила лампочка, чуть потрескивали дрова в плите – я уже раза два подбрасывала туда небольшие полешки, – над ней на веревке висело мое наспех застиранное от крови белье. Конечно, мне, как и любой девушке, было не очень приятно, что его стирал чужой человек, парень, но иначе нельзя: к моменту, когда мы сможем уйти, все должно быть готово.

– Сплюшка, не спишь? – Лаки сел на диване, протирая глаза. – Сколько времени?

– Девять вечера. – Я очнулась от легкой дремоты. – Вроде все спокойно, но на улице без изменений. Сейчас воды согрею, поедим.

– Угу. – Он ненадолго вышел в коридор, потом вернулся. – Ты в окна на той стороне не смотрела?

– Нет, а что там? – Я поставила на пол канистру с водой.

– Иди глянь.

Если с нашей стороны дома стояла полная темнота, то с противоположной почти на полнеба висела громадная ноздреватая красно-желтая луна.

– Это невозможно! – Я неверяще глядела на фантастическое зрелище.

– В этих условиях все возможно, шутки атмосферы и пространства. Посмотри на землю, – Лаки указал вниз, – она практически не дает света, это просто мираж.

Я, поеживаясь, вернулась в комнату заваривать чай.

– Иди ешь, все готово.

Мы похрустели сухарями – сгущенка уже не лезла – и обсудили, что делать дальше. Я уже более-менее оправилась от ранения и могла идти, Лаки тоже восстановился после слабости прошлой ночи.

– Как только посветлеет – пойдем. – Он проверил обойму в пистолете. – Хватит, есть еще запасная. Тебе не дам, прости.

– И не прошу, иначе сдуру сама себя пристрелю, – пожала плечами я. – Десять вечера, давай спать, а то вымотаемся так без толку.

– Ты спи, я покараулю. – Он взял зачитанную книгу.

* * *

– Сплюшка, пора. – Лаки тряс меня за плечо, за окном ярко светило солнце. Я села:

– Сколько времени?

– Начало пятого утра, рассвета не было, сразу стало вот так. – Он кивнул на окно. – Но теперь долго не наступит темнота. Думаю, это уже остаточные явления, и скоро будет нормальное утро. Пора идти.

Мы наскоро позавтракали и вышли из дома. Вокруг был нереальный, фантастический пейзаж: солнце находилось почти на юге, но довольно низко, и выглядело непривычно белым, а над ним, в том же самом положении, что и вчера, нарушая все законы физики, желтел гигантский, чуть ущербный диск с оспинами кратеров. На месте недавнего пустыря, как и перед домом, стояли какие-то халупы, почерневшие, вросшие в землю, давно заброшенные, между которыми была не дорога, а сцементировавшийся от времени песок с глубокими узкими бороздами пересохших канавок или ручейков, и все отбрасывало резкие темные тени, больно бившие по глазам из-за контраста с ярким светом солнца.