Онлайн книга «Ихтис»
|
– Куда? – она непонимающе подняла припухшее лицо. – В безопасное место. Там тебя никто не найдет, обещаю. Он старался говорить спокойно и дружелюбно, так, чтобы девчонка поверила. Надо уходить, как можно быстрее и дальше. Нутром чуял: грядет беда. Напряжение ощущалось в ветре, поднимающем с земли пылевые смерчи, в дрожании осин, в холодном мерцании креста Окаянной церкви. И чем дольше плакала Акулина, тем темнее становилось небо, тем реже солнце выглядывало из-за облачного савана. Может, это гроза шла по пятам от самой Лешачьей плеши, чтобы забрать Андрея из мира живых. Мертвецы не прощают предательства. – Не пойду с подселенцем, – заупрямилась вдруг Акулька. – Боюсь тебя. Где настоящий? Андрей заскрежетал зубами. Вот ведь поганка! Узнала! – Я настоящий, – сквозь зубы процедил он. – Неправда! Врешь! – заголосила Акулина, вырываясь. – Пусть настоящий дядька придет! Зачем его держишь? – А ну, отойди! – зашипели рядом. Андрей обернулся. К нему быстро приближалась кудрявая девица в белой рубахе. – С какой стати? – огрызнулся Андрей. – Девчонка плачет, не видишь? Утешаю ее. – Никудышный из мертвяка утешитель, – хмыкнула ведьма и, присев, обняла Акулину. – Не плачь, не реви, моя хорошая. – Страшно, Аленка! – жаловалась девочка, уткнув лицо в ее плечо. – Люди злые. – Не все злые, и хорошие есть. – Нету, – упиралась она. – Притворяются все. Снаружи цельные, а внутри гнилушки. Даже деда был, даже папка с мамкой… Не договорила, всхлипнула и затихла. Андрей с завистью следил, как ведьма гладит девчонку по макушке, нацеловывает в мокрые щеки, и Акулина льнет к ней доверчиво и робко. А ведь была его добычей! Несправедливо! Андрей снова принялся ковырять рану, и в сердце копилась черная злоба. Тем временем гомон притих, и в толпу вклинился Степан Черных. – Довольно! – прогрохотал он, за ворот оттащив Рудакову, а от его голоса с елей шумно поднялось воронье. – На чужой беде и на чужих костях грешно ссориться! – Не тебе о грехе говорить, – подал голос отец Спиридон, а Рудакова выстонала: – Уби-ийца! Кто-то ахнул. Степан шагнул вперед и отвесил женщине пощечину. – Злость жены изменяет взгляд ее и делает лицо ее мрачным, – яростно проговорил он. – Не греши против Господа и меня, пророка, владеющего Словом. – Говори да не заговаривайся! – прикрикнул отец Спиридон, выступая вперед и загораживая Рудакову спиной. Солнце, выглянув из-за туч, опалило крест, и тот вспыхнул золотым боком, точно занялся пожар. – Не пророк, а прохвост ты! Андрей отошел еще, оглядываясь по сторонам, высматривая пути к отступлению, и только сейчас заметил, как клонятся тонкие осинки, как рябь бежит по траве, как с горизонта наползают чернила и вымарывают сажей крыши домов. Неужто и впрямь гроза? А ведь думал, что убежал от нее. Андрей досадливо поморщился и глянул на Акульку: та все еще подрагивала на ведьмином плече, глаза крепко зажмурены, дыхание сбивчивое. Не приступ ли? – З-зараза! – процедил Андрей и вытер ладонью рот. Тучи густели, солнце окончательно провалилось во тьму. – Что ты можешь дать матери, потерявшей дитя? – продолжал меж тем грохотать Степан. – Сказку о загробной жизни, о недостижимом Царстве Божием? А я могу вернуть ее сына, – и, повернувшись к Рудаковой, сдвинул густые брови: – Порою мы бываем несдержаны в словах и обвиняем необдуманно. Но я добросердечен и милостив, и если покаешься, если будешь чиста в помыслах, задуманное исполнится. – Вернешь сына? – глаза Рудаковой фанатично вспыхнули, и она отодвинулась от священника. – Верну, – пообещал Степан. – Слава Игумену! Мессии нашему! – закричал кто-то из толпы. – Сколь милостив и человеколюбив! – вторили другие. – Как щедр! – Одумайся, Ольга! – отец Спиридон удержал ее за рукав. – Люди, одумайтесь! – Он обернулся вокруг себя, оглядывая всех вместе и каждого в отдельности. Ветер вздымал его косматую гриву, как черную корону, рвал подол рясы. – Кому вы верите? Не пастырю, а волку в овечьей шкуре! Убийце отрока Кирилла! – Отрок сполна получил за грехи, – сухо ответил Степан и расправил плечи. – А теперь я с помощью Господа и животворящего Слова верну его к живым для благих деяний и благочестивой жизни. – Через несколько лет, как выйдешь, – вклинился участковый, прикуривая очередную папиросу. Его пальцы дрожали, и Андрей видел, каких усилий ему стояло перечить Игумену. – Не дури, Черных! Если не виноват в смерти Кирилла Рудакова, тебе и бояться нечего. Все, о чем прошу, поехать в город к Илье Петровичу. Там установят, причастен ты или нет. – А если не поеду? – угрюмо спросил Степан, желваки на скулах ходили ходуном, о взгляд можно было зажигать спички. – Силой заставлю! Михаил Иванович швырнул в пыль недокуренную папиросу и шагнул вперед. Черных зарычал и сгреб его за грудки. Истошно заголосили бабы. – Ты что творишь, гнида? – захрипел участковый, вращая налитыми кровью глазами. – Закон не уважаешь? – Здесь я Закон! – встряхнул его Черных. Михаил Иванович засучил ногами, заговорил: – Под статью меня подводишь, сволочь! Я в город материал отослал, все про твои штучки Емцеву расписал. Скоро сюда приедет, все твои грехи припомнят, и я тебя покрывать не буду. Пусть сам отвечу, но и ты сядешь, за всех тебе отдуваться, и за Захара погибшего, и за Кирилла Рудакова… Не договорил, захрипел, закатывая глаза. Пальцы Степана сдавливали горло тисками, не вздохнуть. – Степан, опомнись! Как друг тебя прошу! – закричал священник, стряхнул Рудакову, как пушинку, и та повалилась на землю, хватаясь руками за покрытую черным платком голову. Бросились вперед деревенские мужики. Андрея толкнули, повлекли за собой, перевернули. Не удержавшись, он двинул плечом ближайшего к нему краснопоясника. Тот выматерился и двинул ответно. Удар пришел вскользь в плечо, Андрей отпрянул, зашипел от боли. «Надо уходить, – запульсировала в голове единственно верная мысль. – Бежать, пока не стало совсем жарко…» Он зашарил взглядом по толпе, выискивая Акульку. Пар поднимался над землей, насыщался бранью, чужим дыханием, воздух дрожал от ударов. Кто-то из деревенских пинал сектанта по ребрам. Другой краснопоясник уже спешил на помощь, и, ударив сзади, повалил деревенского в пыль. Не оставаясь в долгу, размахнулся и Черных, и двинул кулаком по мокрой щеке участкового. Его лицо сразу скисло, потекло вниз, из носа хлынула кровь. – Папка! Слабый голосок, едва слышимый в возрастающем гвалте, раздался слева и сзади. Андрей повернулся и увидел спешащую сквозь толпу Акулину, ее широко раскрытые глаза горели отчаянием. |