
Онлайн книга «Луиза Сан-Феличе. Книга 2»
![]() — Куда вы нас поведете? — спросил он слегка дрогнувшим голосом. — В суд, — отвечал офицер. — Гм! Если так, боюсь, как бы он не опоздал, — сказал Андреа. — Кто? — спросил офицер, подумавший, что это замечание обращено к нему. — О, — небрежно бросил молодой человек, — некто, кого вы не знаете, мы с отцом говорили о нем перед вашим приходом. Суд, перед которым должны были предстать оба обвиняемых, сменил собою тот, что карал за преступления против королевского величества; этот новый суд карал за преступления против нации. Возглавлял его знаменитый адвокат по имени Винченцо Лупо. Суд состоял из четырех членов и председателя и заседал на сей раз в Кастель Нуово, чтобы не надо было препровождать обвиняемых в Викариа, рискуя вызвать какие-нибудь беспорядки в городе. Узники поднялись на третий этаж и были введены в зал суда. Все пять членов суда, общественный обвинитель и секретарь, а также судебные приставы уже сидели на своих местах. Две скамьи, вернее, два табурета ждали обвиняемых. Официально назначенные защитники расположились в креслах, поставленных справа и слева от этих табуретов. То были два лучших столичных правоведа Марио Пага-но и Франческо Конфорти. Обвиняемые отвесили правоведам самый почтительный поклон. Этим они признавали, что для их защиты избраны подлинные корифеи юстиции, хоть и придерживающиеся прямо противоположных политических убеждений. — Граждане Симоне и Андреа Беккер! — обратился к обвиняемым председатель. — Вам дается полчаса для совещания с вашими защитниками. Андреа поклонился. — Господа, — сказал он, — примите мою благодарность за то, что вы не только предоставили нам с отцом возможность защиты, но и передали эту защиту в умелые руки. Однако я думаю, что дело не потребует выступления третьих лиц. Впрочем, это отнюдь не умаляет моей признательности господам, соблаговолившим обременить себя столь безнадежной задачей. А теперь вот что. В тюрьму за нами пришли в такой час, когда мы этого меньше всего ожидали, так что ни отец, ни я не успели выработать какого бы то ни было плана защиты. Поэтому я прошу вас вместо получаса для совещания с защитниками дать нам пять минут для разговора друг с другом. В столь серьезном деле нам необходимо посоветоваться. — Хорошо, гражданин Беккер. Двое защитников удалились; судьи начали переговариваться вполголоса, повернувшись друг к другу; секретарь и приставы вышли. Отец и сын обменялись несколькими словами и, прежде чем истекли испрошенные пять минут, обратились к суду. — Господин председатель, — сказал Андреа, — мы готовы. Председатель зазвонил в колокольчик, призывая всех сесть на свои места, а секретарю и приставам — вернуться в зал. К обвиняемым приблизились их защитники. Через несколько секунд был установлен прежний порядок. Прежде чем опуститься на свой табурет, Симоне Беккер сказал: — Господа, я уроженец Франкфурта и плохо, с трудом говорю по-итальянски. Поэтому я буду молчать; но мой сын родился в Неаполе, и он будет защищать нас обоих; дела наши одинаковы, так что и судить нас надо одновременно. Нас объединяет одно и то же преступление, если считать, что преступно любить своего короля, и поэтому мы не должны быть разделены и в наказании. Говори, Андреа: что бы ты ни сказал, будет хорошо сказано, что бы ты ни сделал, будет хорошо сделано. И старик сел на свое место. Тогда поднялся его сын и заговорил с удивительной простотою. — Моего отца зовут Якоб Симон, а меня — Иоганн Ан-дреас Беккер; ему пятьдесят девять лет, мне двадцать семь; мы живем в доме номер тридцать два по улице Медина; мы банкиры его величества Фердинанда. Я с детства приучен почитать короля и уважать его власть, и теперь, когда эта власть свергнута, а король отбыл, у меня, как и у моего отца, только одно желание — восстановить королевскую власть и вернуть короля. С этой целью мы устроили заговор, то есть мы хотели ниспровегнуть Республику. Мы прекрасно знали, что рискуем головой, но верили, что таков наш долг. На нас донесли, нас арестовали и отправили в тюрьму. Сегодня вечером нас извлекли из темницы и привели сюда, чтобы допросить. Но допрос не нужен. Я сказал правду. Ошеломленные судьи, председатель, общественный обвинитель, секретарь, судебные приставы и адвокаты молча слушали молодого человека, а старик с неизъяснимой гордостью смотрел на него и кивал, подтверждая каждое его слово. — Но, несчастный, — произнес Марио Пагано, — вы делаете всякую защиту невозможной. — Вы оказали бы мне своей защитой большую честь, господин Пагано, но я не хочу, чтобы меня защищали. Если Республике нужны примеры самоотверженности, то королевской власти нужны примеры верности. Сейчас столкнулись два разных принципа — божественное право и право народное; может быть, им предстоит бороться еще целые столетия, надо, чтобы у них были свои герои и свои мученики. — Однако же не может быть, что вам нечего сказать в свое оправдание, гражданин Беккер, — настаивал Марио. — Нечего, сударь, совершенно нечего. Я виновен в полном смысле слова, и у меня нет иных оправданий, кроме одного: король Фердинанд всегда был добр к моему отцу, и мы, отец и я, сохраним преданность ему до самой смерти. — До самой смерти, — повторил старый Симоне Беккер, все так же кивая и жестами одобряя слова сына. — Значит, гражданин Андреа, — сказал судья, — вы явились сюда не только в уверенности, что будете осуждены, но и желая быть осужденным? — Я шел к вам, гражданин председатель, как человек, знающий, что, идя к вам, он делает первый шаг к эшафоту. — Иными словами, вы пришли с убеждением, что душа й совесть наши повелевают нам присудить вас к смерти? — Если бы наш заговор удался, мы присудили бы к смерти вас. — Значит, вы собирались перебить патриотов? — По меньшей мере, пятьдесят из них должны были погибнуть. — Но вы не одни совершили бы это злодейство? — Все роялисты Неаполя, а их больше, нежели вы думаете, присоединились бы к нам. — Разумеется, бесполезно спрашивать у вас имена этих верных слуг королевской власти? — Вы нашли предателей, которые выдали нас; найдите предателей, которые выдадут всех остальных. А мы принесли в жертву наши жизни. — Мы это сделали, — подтвердил старик. — Тогда нам остается только вынести решение, — проговорил председатель. — Прошу прощения, — вмешался Марио Пагано, — вам еще надобно выслушать меня. Андреа с удивлением обернулся к знаменитому правоведу. |