Книга Луиза Сан-Феличе. Книга 2, страница 216 – Александр Дюма

И одним прыжком, прыжком ягуара, он перескочил через помост и оказался посреди судебной залы. Прежде чем успели догадаться, что он хочет сделать, прежде чем успели его остановить, он метнулся к окну, размахивая своими цепями и крича: «Дорогу! Дорогу!»

Все расступились перед ним. Он вскочил на подоконник и на секунду замер. Весь зал испустил крик ужаса: Веласко ринулся в пустоту. Почти тотчас же послышался звук падения тяжелого тела на камни.

Веласко, как и говорил, пошел на смерть, не дожидаясь, пока его пошлет Спецьяле: он размозжил себе голову.

На миг в шумном зале воцарилась тягостная тишина. Судьи, обвиняемые, зрители — все содрогнулись. Луиза бросилась в объятия возлюбленного.

— Не прервать ли заседание? — спросил председатель.

— Это еще почему? — возразил Спецьяле. — Вы бы все равно приговорили его к смерти, а он убил себя сам; правосудие свершилось. Отвечайте, господин француз, — продолжал он, обращаясь к Сальвато. — Расскажите, как получилось, что вы тоже оказались перед нами?

— Я оказался перед вами, — отвечал Сальвато, — потому что я не француз, а неаполитанец. Меня зовут Сальвато Пальмиери, мне двадцать шесть лет; я горячо люблю свободу и ненавижу тиранию. Это меня хотела уничтожить королева рукою своего сбира Паскуале Де Симоне; это я имел наглость, отбиваясь от шести убийц, двоих заколоть и двоих ранить. Я заслужил смерть, приговаривайте меня.

— Ну что ж, — сказал Спецьяле, — не следует отказывать этому достойному патриоту в том, чего он требует: смерть ему!

— Смерть! — откликнулся трибунал.

Луиза ожидала этого, и все же у нее вырвался тяжкий вздох, похожий на стон. Монах-бенедиктинец приподнял капюшон и обменялся с Сальвато быстрым взглядом.

— Так! — произнес Спецьяле. — Теперь очередь синьоры, и конец. Ну-ка, расскажите о себе, хоть мы и так все знаем не хуже вас самой. Имя, фамилия, положение в обществе, а потом перейдем к Беккерам.

— Встаньте, Луиза, и обопритесь о мое плечо, — прошептал Сальвато. Луиза поднялась и сделала, как он велел. Увидев ее, такую юную, такую

прекрасную и скромную, зрители не удержались от шепота восхищения и жалости.

— Пристав! — приказал Спецьяле. — Водворите тишину.

— Тише! — крикнул пристав. А Спецьяле обратился к Луизе:

— Говорите.

— Меня зовут Луиза Молина Сан Феличе, — начала молодая женщина нежным и дрожащим голосом. — Мне двадцать три года; я не виновна в преступлении, в котором меня обвиняют, но я хочу только одного — умереть.

— Значит, — подхватил Спецьяле, раздраженный тем, что публика столь очевидно выражала симпатию к обвиняемой, — значит, вы утверждаете, что не вы донесли на банкиров Беккеров?

— Она утверждает это с достаточным основанием, — вмешался Микеле, — потому что донес на них я. Ведь у генерала Шампионне находился я, допросить Джованнину советовал тоже я. Бедная сестрица не имеет ко всему этому никакого отношения! Так что можете спокойно отправить ее домой и просить ее, святую женщину, помолиться за вас.

— Замолчи, Микеле, замолчи… — пробормотала Луиза.

— Нет, говори, Микеле, говори! — подхватил Сальвато.

— Конечно, я теперь могу говорить, ведь я присужден к смерти, и хуже мне все равно не будет. Раз уж мне так или иначе висеть, по крайней мере, расскажу всю правду. Честных людей душит ложь, а не веревка. Так вот, я сказал: она так же чиста, как Мадонна Пие ди Гротта, ее соседка. Она нарочно вернулась из Пестума, чтобы предостеречь Беккеров, но встретила их, когда солдаты уже вели их в Кастель Нуово; а перед смертью Беккер-сын написал ей: мол, он-то хорошо знает, что вовсе не она виновна в его смерти, а я. Дай-ка сюда письмо, сестрица, дай письмо! Пусть эти господа его прочитают, они слишком справедливы и не осудят тебя, раз ты не виновата.

— У меня нет письма, — пролепетала Сан Феличе. — Не знаю, куда я его подевала.

— Оно у меня! — живо откликнулся Сальвато. — Поройся в моем кармане, Луиза, и передай письмо суду.

— Ты этого хочешь, Сальвато! — прошептала Луиза. И еще тише добавила: — А если они меня помилуют?..

— Дай-то Бог!

— А как же ты?

— Мой отец здесь.

Луиза достала из кармана Сальвато письмо и протянула его судье.

— Господа, — сказал Спецьяле, — даже если это собственноручное письмо Беккера, вы, надеюсь, не придадите ему большего значения, чем оно заслуживает. Вы ведь знаете, что Беккер-сын был любовником этой женщины.

— Любовником! — вскричал Сальвато. — О негодяй, не смей пачкать этого ангела чистоты даже своими словами!

— Вы хотите сказать, сударь, что он был влюблен в меня?

— Влюблен до безумия, ибо только безумец может доверить женщине тайну заговора.

— Прочитайте письмо, — потребовал Сальвато, вставая с места, — и погромче!

— Да, громче! Громче! — закричали присутствующие.

Спецьяле был вынужден подчиниться требованию публики и прочитал вслух известное нам письмо, в котором Андреа Беккер в доказательство своего доверия к Луизе и убежденности, что она не имела отношения к разоблачению роялистского заговора, поручал молодой женщине раздать жертвам гражданской войны четыреста тысяч дукатов.

Судьи переглянулись: они не могли вынести приговор на основании полностью опровергнутого обвинения, при том, что жертва прощала, а преступник сам изобличил себя.

Однако повеление короля было недвусмысленно: осудить и приговорить к смерти.

Но не такой был человек Спецьяле, чтобы смущаться от подобной малости.

— Хорошо, — сказал он. — Трибунал отводит это главное обвинение.

Слова его были встречены одобрительным шепотом.

— Но, — продолжал Спечале, — вы обвиняетесь и в другом преступлении, не менее тяжком.

— В каком? — вместе спросили Луиза и Сальвато.

— Вы обвиняетесь в том, что предоставили убежище человеку, прибывшему в Неаполь для подготовки заговора против правительства, полтора месяца укрывали его в своем доме и выпустили только затем, чтобы он сражался против войск законного короля.

Вместо ответа Луиза опустила голову и нежно взглянула на Сальвато.

— Вот так преступление! — вмешался Микеле. — Да разве она могла позволить ему умереть у своего порога без всякой помощи? Разве не велит первая евангельская заповедь помогать ближнему своему?

— Изменники ни для кого не ближние, — отрезал Спецьяле и добавил, потому что спешил покончить с этим делом, заинтересовавшим публику куда более, чем ему хоте-

лось: — Итак, вы приняли, прятали и выхаживали заговорщика, который вышел от вас только затем, чтобы присоединиться к французским и якобинским войскам?