Книга Пропавшая пастораль, страница 7 – Светлана Сервилина

— Сколько с меня за укладку? — Юля достала кошелек и посмотрела вопросительно на Лесю.

— Триста пятьдесят, — ответила небрежно та, метнув хитрый взгляд на свою сотрудницу.

«Многовато для такой услуги в низкосортной парикмахерской», — подумала журналистка, протянув купюры мастеру.

— А как вы думаете: кто мог убить Милу? — она вновь обратилась с вопросом к коротышке.

— Да кто же это знает? — пожала та плечами, — Даже менты ничего не нашли.

— А может, ее бывший муж? Вдруг ему опять понадобились деньги.

— Илюшка? — женщина сунула в рот палец и стала сосредоточенно грызть ноготь. — Не знаю, — протяжно проговорила она, — но денег и драгоценностей у Милки не было, а эта зачуханная комнатка в коммуналке стоит копейки. Какой резон ему убивать? — в раздумье повторила она и добавила, — Но народ говорит, что его могут посадить… У нас как бывает: настоящего убийцу не найдут, найдут «крайнего»!

— Надежда, а вы не в курсе: он на неё руку поднимал, когда они жили вместе? — на всякий случай спросила Юля.

— В смысле бил? — усмехнулась коротышка.

— Да.

— Нет, никогда! — она замотала головой. — Он интеллигентный парень был. Они, кажись, даже не ругались.

— Так почему же развелись?

— Бабу он другую нашел, — задумчиво проговорила та.

Когда Юля вышла из маршрутного такси и направилась к студии, опять пошел дождь. Она раскрыла зонт и ускорила шаг.

— Девушка, вы куда так спешите? — раздался рядом знакомый голос.

Она оглянулась и увидела своего сотрудника — оператора Виктора Николаева.

— На работу, дяденька! — засмеялась она.

— Какой же я тебе дяденька? Ты забыла, что старше меня почти на два года! — заулыбался он.

— Николаев, а тебе объясняли в детстве, что неприлично говорить женщине о ее возрасте?

— «Я начал жизнь в трущобах городских, и добрых слов я не слыхал. Когда ласкали вы детей своих, я есть просил, я замерзал», — пропел он известную песню и сделал жалобный вид.

— Вот я сегодня видела настоящие городские трущобы, — уже серьезно произнесла журналистка.

— Где же тебя носили твои изящные ножки? — спросил мужчина, подлезая под Юлин зонт и положив свою руку ей на талию.

— В Дзержинском районе!

— Зачем?

Она вздохнула:

— Там молодую женщину убили.

— Опять двадцать пять! Она тебе кто: сестра, подруга или какая другая родственница?

— Никто, — Симонова вошла в, услужливо распахнутую Виктором, дверь на телестудию, — она просто несчастная женщина, у которой осталась пятилетняя дочка.

— А я подумал, что ты начнешь расследовать дело с подменой картины, — задумчиво сказал он.

— Это дело я не потяну, — вздохнула Юля.

— Почему? — Виктор театрально развел руки в разные стороны и с иронией добавил, — в мазках Лепажа ты разбираешься…

— К сожалению, у меня нет связей в Интерполе, — в тон ему ответила Симонова, — пусть органы выясняют это без меня!

— С тобой им было бы легче, — опять пошутил Николаев.

— Гораздо! — усмехнулась журналистка и тут же, строго добавила, — А вот найти убийцу, сделавшего ребенка сиротой, это важно.

Оператор остановился и вполне серьезно спросил:

— Я опять в деле?

— Этим занимается убойный отдел, а я лишь помогаю Андрею, — она сложила зонт в коридоре, — но если ты со мной, буду рада!

— Ты же знаешь, — он улыбнулся, — я с тобой!

После эфира Николаев галантно выставил локоть, предлагая жестом Юлии опереться на него.

— На ступеньках скользко, — предупредил он.

— Погода сегодня хорошая, — втянув в себя ночной воздух, задумчиво проговорила журналистка, когда они вышли с телестудии, — Виктор, чувствуешь: пахнет грибами?

— Это не грибами, а сыростью пахнет, — засмеялся коллега, — если хочешь прогуляться, пожалуйста!

— Хочу! — сразу согласилась она.

Аккуратно обходя неглубокие лужи на тротуаре, они шли по ночному городу, будто заговорщики. И не хотелось думать ни об Андрее, который, скорее всего, уже вернулся со службы, ни о жене Виктора, возможно, ожидающей мужа. Только ночь, неоновые вывески, желтый свет уличных фонарей, редкие машины и влюбленная парочка, идущая под руку. Как по мановению волшебной палочки исчезла, испарилась куда-то дневная суета. Таинственный сумрак, будто черным сверкающим плащом накрыл город, и он безропотно притих, повинуясь фантастическим чарам феи ночи.

— У нас с тобой завтра съемка, выезд в десять.

— Знаю, — журналистка устало улыбнулась, — а как ты думаешь, в картинной галерее, действительно, висит подделка?

— Не знаю.

— Но ты же сам пишешь копии, — напомнила она Николаеву.

— Давай, лучше поговорим о деле в Дзержинских трущобах, — Виктор хмыкнул, — расскажи, что тебе известно про убийство этой женщины, — попросил он, — чтобы я был в курсе с самого начала.

Юля очень удивилась тому, что Виктор не стал комментировать возможную кражу «Юной пастушки». Но вида не показала. Она лишь разочарованно вздохнула и спокойно начала излагать факты, которые ей были известны, добавив в конце:

— Я узнаю у Андрея адрес, где жила Камилла, и пока он ищет её бывшего мужа, мы с тобой туда сходим и пораспрашиваем соседей.

— Да, — согласился он, — ты умеешь найти ключик к любому человеку. Что-нибудь, да нароем.

— Я постараюсь, а уже потом будем делать выводы.

— Кстати, эта дамочка давно проживала в коммуналке? — поинтересовался Николаев. — Думаю, надо и с этими соседями поговорить. Ну, не все же там — алкаши?

— Скорее всего, оперативники обошли все квартиры, но я согласна с тобой — народ у нас «уголовку» не любит, особенно в таком районе. Надо будет в выходные пройтись по подъезду.

— Юль, — мужчина остановился и нежно взял подругу за плечи, — какая ты сейчас красивая, — он трогательно поправил воротничок ее блузки, выглядывающий из куртки, и заметил, как профессионал, — свет от фонаря мягко падает слева. Получается такой таинственный образ.

Она не улыбнулась и не отшутилась, как это бывало раньше. Молодая женщина молча двинулась дальше.

— Обиделась? — смущенно спросил он.

— Нет, — Юля опустила голову, — устала сопротивляться. Знаю, что поступаю неправильно, а сделать ничего с собой не могу. Перед Андреем стыдно. Хочу, чтобы было, как раньше, — она махнула рукой, — а не получается. Моя беда в том, что я не могу притворяться.

— Я тоже сначала пытался сохранить семью, — Николаев опять остановился, достал из кармана трубку и табак, — но понял, что всё бесполезно. Переживаю только за дочку.