Онлайн книга «Знак вурдалака »
|
Мог ли сей кинжал с того времени храниться у Кантакузенов? Про сие узнать ничего не смог. Но в Петербурге в то многие верят. Княжна Мария Дмитриевна Кантемир тех слухов не опровергала. А ведь её мать и есть Кассандра Кантакузен. Далее я тебе, два малых портрета посылаю. Их мой слуга Иван (тот, что даром живописца одарен) с оригиналов срисовал. На первом видишь ты княжну Марию Кантемир, которая ныне в Петербурге жительство имеет. На втором изображена Кассандра Кантакузен в замужестве Кантемир, мать Марии. Всмотрись в сих двух женщин, Степан Андреевич. Платья разные, но лица и стать одни и те же. Возможно ли, чтобы дочь была так на мать похожа? На этот вопрос я сам ответить не возьмусь. Сие для твоего размышления, друг мой. Скажу тебе, что дело сие слишком многих особ затрагивает и слишком многие сим интересуются. Потому тебе стоит быть осторожным. Твой преданный слуга И.В.» (Документ приведен мною в точности. Скопировано слово в слово как в том документе, что нашел я в архиве господина Волкова.). Глава 19
Fiat justitia et peret mundus [54] Москва. Анненгоф. Слухи при дворе. Императрица и самодержица Всероссийская Анна Ивановна проснулась как обычно поздно в 11 часов. На царицу надели халат, и куаферы взялись за прическу государыни. Анна велела допустить к себе придворных. Слуги распахнули двери и начался ранний прием. В будуар государыни вошли вельможи в мундирах с лентами и орденами, фрейлины, несколько шутов и шутих. Ян Лакоста, шут которому еще Петр Великий пожаловал титул «короля самоедского» в день тот не кривлялся как обычно и не выпрашивал денег. Императрица знала нрав Лакосты и сразу заметила это: – Чего грустный, «ваше величество», – спросила его императрица. – Кто «брата моего» обидеть посмел? – Дак такие дела в столице твоей, матушка. Чего веселиться? – Что стряслось, Лакоста? – спросила Анна. – Снова тоска грызет? – Страх грызет, матушка. Страх. – Страх? И кого ты испугался? Может я смогу защитить тебя? – От людей сможешь, матушка. Но не люди ныне опасны. Покуда ждали тебя у дверей, услышал я историю. – И что сие за история? – спросила Анна. – Поведай, Лакоста. – Дак нечисть снова озорует в столице твоей. Людишки про то болтают. Императрица нахмурилась: – Ты дело говори. О какой нечисти речь ведешь? – Твоя фрейлина про то лучше скажет. – Фрейлина? Которая из них? – строго спросила императрица. «Король» указал на «болтушку», фрейлину ея величества Игнатьеву: – Она знает! Императрица приказала: – Поди сюда! – Ваше величество! – Говори! Игнатьева ответила: – Зная неприязнь вашего величества к нечистому духу, и не желая оскорбить слуха вашего величества рассказами о… – Говори дело! – прервала поток слов Игнатьевой Анна. Игнатьева быстро выпалила все что знала. Эти сведения жгли ей язык и она так хотела первая о том рассказать при дворе: – В имении Кантемировом, ваше величество, снова вурдалаки озоруют. Все вокруг затихли. Императрица начинала гневаться после таких рассказов. Они приводили её в дурное расположение духа. В такие минуты под руку Анне лучше было не попадаться. И про это знали все, но очень хотела болтушка Игнатьева хоть одну важную новость сообщить. Никогда еще не давали ей быть в центре внимания. Шаргородская её завсегда обходила и тем гордилась. А здесь такая новость! – Чего сказала, дура? – спросила Анна. – Дак вурдалаки матушка-государыня. Снова нечисть сия из своих могил выползает и пугает христиан. Нет упокоения им в земле истинно христианской. – Вурдалаки? А мне доложили, что нет сей заразы у нас. Токмо в странах дальних, где вера христова не крепка. А ну-ка говори, что знаешь? Игнатьева продолжила: – Сказывала девка Марфа, из дома дюки де Лириа [55], что пришел дескать в имение померший управитель именем Тит. А того Тита наши замерзшим в сарае. Лекари его осмотрели да сказали, что отошла его душа к богу. – Стой, дура! – остановила фрейлину Анна. – Ты хоть сама поняла, что сказала? Причем здесь герцог де Лириа, посол короля Испании? – В доме у посла, матушка, есть девка именем Марфа. Она там в услужении. И она знает, что умерший управитель в имении господ Кантемиров вурдалаком оказался. – Девка служит у де Лириа, а знает про имение Кантемиров? – спросила императрица. Игнатьева не растерялась: – Брат оной девки состоит конюхом в имении Кантемиров Архангельское. От него она все и узнала. – И как тот управитель ожил? – Дак нашли тело его замерзшее. – Замерз? – переспросила царица. – А с чего замерз? Перепил что ли? – Дак того не ведаю, матушка. Но точно, что замерз, и тело стало словно полено! Хоронить его сразу не приказали, ибо метель была тогда. Но в одну из ночей сей мертвец пришел в дом барский и напугал там холопов! – выпалила фрейлина. – Стало быть, уже после смерти своей он в дом барина своего явился? – Так, государыня-матушка. Остальные стали шептаться, а императрица повернулась дежурному офицеру: – Есть ли в приемной граф Отерман? – Так точно, ваше императорское величество! Анна отмахнулась от него рукой и сказала: – Не стоит так орать, голубчик. Чай не глухая твоя царица. Приведи сюда Остермана! В покои вошел вице-канцлер [56] империи граф Андрей Иванович Остерман. На его полной фигуре был белого цвета кафтан с золотом, голову прикрывал седой пышный парик. – Поди сюда, граф! – приказала императрица. Остерман подошел и низко полонился. – Что за слухи снова на Москве появились, граф? Я ведь высказала свое недовольство слухами о вурдалаках? Али не слыхал того? – Ваше величество! Государыня, я занимаюсь делами иностранными и делом сыска ведают иные… – Я про сие и говорю! В дому посланца гишпанского де Лириа про сие говорят! И что посланец своему королю отпишет? Что варвары мы! И я варварская царица, но не императрица великая. И в том вижу поруху моей чести государевой! |