Книга Прости мне мои грехи. Книга 1, страница 47 – Лана Мейер

Я теряю хватку.

Это ни в коем случае делать нельзя. Нельзя быть таким сопливым и нельзя ее целовать.

В следующий раз она получит по губам, если вновь попутается это сделать.

А потом я оттрахаю ее за этот проступок так, что она еще потом долго не сможет сидеть.

ГЛАВА 18

Флешбэк.

POV Коул

Я счастлив, несмотря на то, что нахожусь в чулане под лестницей. Здесь у меня был целый мир, в который я погружался, когда скрывался от него. Маленький светильник над головой, небольшой диванный пуфик и полочки с моими любимыми игрушками были для меня отдушиной.

Некоторые из моих игрушек были живыми. Мне всегда нравились эти маленькие загадочные существа. Несмотря на то, что мне недавно исполнилось десять, я уже давно перечитал все книжки по биологии и изучил насекомых, которые мне были наиболее интересны:

- Афро, – прошептал я, постукивая указательным пальцем по бабочке, которая трепетала в прозрачной банке. Сверху я организовал ей специальные дырочки для создания кислородного вакуума, а внутри накидал мандаринных долек. Афро была большой бабочкой – ее я купил в специальном магазине. Продавец сказала мне, что такие бабочки живут всего две недели, но я отчаянно надеялся, что, благодаря моему уходу, это будет не так. – Может купить тебе друга?

Бабочка замерла, будто бы одобрила мою идею. У Афро были красивые голубые крылья с четкими черными узорами на тканях.

- А ты, Фоукс. – Достав маленькую ящерку из соседней банки, я пригрел ее у себя на руке. Это была обычная маленькая ящерица размером с ладонь. Больше всего мне нравились ее длинный хвостик и приятные перепончатые лапки. – У тебя тоже когда-нибудь будут друзья.

- Ну и ты, Аврион. - Я перешел к последнему экземпляру моей маленькой коллекции. В небольшом террариуме очень медленно и лениво передвигалась крохотная змея. Продавец сказала мне, что она не ядовитая и мухи не обидит. И все же я знал, что даже такая маленькая змейка вряд ли вызвала бы умиление у других людей. Если они, конечно, были нормальными.

Тяжело вздохнув, я в последний раз окинул полку со зверушками и вернулся к паре машинок, с которыми любил играть. Одна была черная блестящая и большая – такая же, как у моего дедушки. Он редко разговаривал со мной, потому что был очень занятым человеком. И все же я был счастлив каждый раз, когда он встречал меня из школы на этом автомобиле. Я мечтал когда-нибудь управлять таким же.

А еще я мечтал о подруге. И не просто о такой, как тупые девчонки из нашего класса, а о настоящей подруге, которая понимает меня. Которой бы нравились мои увлечения. И чтоб при взгляде на мою коллекцию она не падала в обморок, а спешила узнать их так же, как и я.

Вдруг я вздрогнул, услышав, как по лестнице ступают тяжелые шаги отца, затем какой-то суетливый бег, лай и крики.

- Где ты? – подразнивал он, вызывая меня. Я задержал дыхание и выключил свет, чтобы отец не додумался искать меня здесь. – Коооооул.

Нет, нет, нет. Ты не найдешь меня.

По крайней мере, сейчас он помнит мое имя. Поэтому не должно произойти ничего страшного… Я надеюсь.

Мой отец не умел контролировать себя. Я знал об этом слишком мало - от меня скрывали, а его увозили, когда случались припадки. Но однажды я это видел. А потом подслушал какой-то разговор между дедушкой и бабушкой, назвавшие кучу непонятных мне слов, которые потом пришлось прояснять в энциклопедии.

Среди них фигурировали такие, как «Шизофрения», «Лобно-височная-Дименция» (на этом термине я вообще выпал) и «Бешенство». Далее они сами терялись в догадках и обсуждали какие-то больницы. Но самая пугающая для меня фраза звучала так... Я до сих пор слышал, с каким сожалениям произносит ее дед:

«Наша дочь оставила мальчика. Что же будет с Коулом? Ему нужно пройти обследование. Он может быть социально опасен».

Дальше бабушка принялась переубеждать деда в обратном. Кажется, она говорила, что не замечала никаких «признаков». О чем они говорят, и что это за признаки, мне было невдомек, и все же мне стало очень жутко от их разговора.

Социально опасен.

Караул, мне вообще-то десять лет. Да, мне нравятся насекомые, я люблю смотреть ужастики и уже вовсю читаю Стивена Кинга. И что? Чем я могу быть опасен?

Эти вопросы я никогда бы не осмелился задать. Мне, в принципе, было не с кем поговорить. С тех пор как мама покинула нас, отец стал еще чаще выходить из себя, и наши разговоры свелись к минимуму.

Я уже молчу о том, что как-то раз он попытался закинуть меня в кипящую воду, но дед вовремя пришел домой и остановил его. Он практически опустил меня в кипяток с головой, но по его глазам я отлично понимал, что он не видит меня.

Как сейчас помню эти стеклянные серые очи, не выражающие никаких эмоций. И эту ужасно горячую воду, прожигающую меня насквозь.

Это было не единственным, но самым ужасным из всего, что помню.

Тут в дверь чулана раздался стук, и я судорожно огляделся по сторонам: это глупо, здесь совершенно негде спрятаться. Затем дверь пнули тяжелым ботинком, и сверху на меня посыпались крошки от потолочной краски.

- Выходи. Я знаю, что ты там. – Еще один сильный пинок. Еще чуть-чуть и отец выломает мою дверь, поэтому мне ничего не остается, как сдаться. Повернув дверную щеколду, я присаживаюсь обратно на пуфик и стараюсь закрыться руками. Это происходит непроизвольно – всего лишь самый простой способ защиты, который приходит мне на ум.

- Вот ты где, – выплевывает мужчина, глядя на меня. Я смотрю на отца. Он выглядит вполне нормальным, приятным мужчиной, но это только если не смотреть на его выражение лица. Вполне приличный дорогой костюм и лакированные ботинки, даже галстук и блестящие запонки. Мой отец был деловым человеком в те дни, когда совладал с собой. Такое сейчас случалось очень редко, и каждый раз я старался держаться от него в стороне. Такие вот странные вспышки бывали у него, ну, раз в пару месяцев. В остальное время он либо работал, не замечая меня; либо запирался в своем кабинете, где засыпал на кипах бумаг; либо приходил в мою комнату, пока сплю, и долго просил прощения, считая, что я уже вижу десятый сон.

Но нет. Я все прекрасно слышал. Я слышал каждое его слово, и чаще всего это было беспрерывное «прости».

Иногда к нему еще добавлялось: «Я не знаю, как с этим бороться».

- Ты что, боишься меня? Трус, – выплюнул он, и я поднял взгляд на его искаженное уродством лицо, несмотря на идеальные черты. На шее отца были отметины, как будто его кто-то царапал. На щеках порезы от ножа, но уже зажившие. Я сам видел, как он это делает с собой. И не раз задавался вопросом: «почему?».

- Я не трус. – Мой голос напомнил мне девчачий, потому что я действительно его боялся. Я вдруг представлял, что он снова отнесет меня в ванную, и меня передернуло от воспоминаний о жгучем кипятке.

- Мы сейчас это проверим. – Тут он злорадно рассмеялся и, засунув два пальца в рот, засвистел. В ответ на его призыв я услышал веселый лай и легкое перебирание лапками по паркету. Это был наш пес Дрейк - черная бойцовая собака породы Кане-Корсо, которую я очень любил. Но так же я знал, что в природе этого вида собак заложено быть довольно агрессивными и злыми.