
Онлайн книга «Наблюдательный отряд»
– Пошли… Командир, как положено, заскользил по снежной целине первым, Лабрюйер – за ним. Вдруг Хорь остановился и поднял правую руку с лыжной палкой. Лабрюйер подъехал к нему слева. – Стой, Леопард… – прошептал Хорь. – Не вздумай светить фонарем… – А что? – Там, за деревьями, огонек мелькнул и погас. У кого-то электрический фонарик… – Они? – Но какого черта?.. – Вот сейчас и узнаем. Они уже были в двух шагах от Эйхензее, в привычном Лабрюйеру редком сосновом лесу с островками подлеска. На ветках лежал снег – значит, они могли быть укрытием. Лабрюйер и Хорь затаились у сосен, что росли слева. Перед ними было замерзшее озеро, правый берег – песчаный, под снегом, левый – порос камышами. На правом вроде что-то мелькнуло. И снова раздался хриплый вскрик. – Да что он, пьяный дурак, в камыши провалился? – удивился Хорь. – Я тебе как человек пьющий могу сказать, что камыши – еще не самое страшное, – утешил Лабрюйер. – Проснуться на крыше, куда для чего-то вылез через чердачное окно, куда страшнее. Дай-ка глянем, что это за горемыка. Ночь лунная, темное на льду хорошо выделяется… – Если его ночью сюда занесло – он, наверно, и лыка не вяжет. – Холодная ванна кого хочешь отрезвит. Но долго там сидеть ни к чему. – Эй! Ты где? – позвал Хорь. Человек в камышах захрипел. – Протяни-ка ему лыжную палку, – сказал Лабрюйер. Хорь подкатился поближе к камышам и стал тыкать палкой, разводя мертвые длинные листья. – Ничего себе, одна голова торчит… Так там глубоко, что ли?.. – Только не лезь на лед. Может, и глубоко. Эй, ты, горемыка! Голова повернулась, рот открылся – но ничего, кроме хрипа, они не услышали. – Хватайся за палку, дурень, – приказал Лабрюйер. Голова мотнулась вправо-влево. – Да ты безрукий, что ли? – Но-ги… – еле выговорил черный рот по-немецки. – Ну, что там у тебя с ногами? В иле застряли? Хватайся за палку, выдернем, – по-немецки же ответил Лабрюйер. – Ко мне… за-пла-чу… – Так ты у нас богатый господин? Ты как туда попал? – А вот как он туда попал, – сказал Хорь и на несколько секунд включил фонарик. – Смотри, Леопард… Сразу они не заметили лежащей поблизости секции забора-штакетника. Примерно половина была на берегу, вторая лежала на льду. – Да, по этим досточкам он мог идти, пока они не кончились, а потом сделал шаг и провалился… Стой, Хорь! Мне эти досточки что-то не нравятся… – А что? – Смотри. Они как будто ползали по льду, чтобы улечься поудобнее. Кто и зачем их сюда приладил? Стой, говорю, а то и тебя вытаскивать придется. Вот ведь треклятый пьянчужка, валандайся тут с ним… Мысли о том, что можно бросить погибающего в ледяной воде человека, ни Лабрюйеру, ни Хорю в головы не приходило. – По-мо-ги-те… мне… – совсем внятно произнесла голова. Достав фонарик, Лабрюйер осветил голову, чтобы оценить обстановку. Оказалось, попавший в воду человек стар и сед, с широким лицом крупной лепки, на вид – не моложе шестидесяти. Чем-то это лицо было знакомо. И уже на не озерном льду, как на бескрайнем белом блюде, на манер головы Иоанна Крестителя, увидел Лабрюйер это лицо. А на фоне уступчатого берега, на фоне террас, спускавшихся к лазоревой воде, и даже парусник прилепила к воображаемой картине надежная память. – Рейтерн! – воскликнул Лабрюйер. – Но-ги… – ответил Рейтерн и со стоном уронил голову на грудь. – Как его туда занесло? – удивился Хорь. – Они… меня… – сказал Рейтерн и вдруг взвыл – так, как, должно быть, воет перед смертью попавший в ловушку зверь. – Господин Рейтерн! – позвал Хорь. Ответа не было. – Если он в ледяной воде более десяти минут, то – все… можно заказывать панихиду… Мне рассказывали – это страшная боль… – Лабрюйера даже передернуло. – А он там уже больше десяти минут, кажется. Леопард, что ты так на него смотришь? – Совпало… – вдруг сказал Лабрюйер. – Хорь, совпало… – Что? – Все… все совпало, все сложилось… это он и есть… – Кто? – Рейтерн. Тот Рейтерн, тот, понимаешь? Тот, что девчонок убивал! Теперь я, погоди… Теперь я все понял!.. Вот чем Теодора Рейтерна шантажировали! Отцовскими делами! Он знал – и не мог помешать, болван, скотина! Он сам, сволочь, девчонок добывал – обязательно беленьких, с длинными косами! Герца с Франком за ними посылал! И когда Клява случайно оказался свидетелем – сделал все, чтобы отца выгородить. Сложилось, Хорь! – А если Эвиденцбюро знало, кто убийца, то откуда знало? Это у тебя тоже сложилось? – Да, Хорь, да! Вы все смеялись!.. А я же узнал, кто мог рассказать людям из Эвиденцбюро про старого Рейтерна! Или Леман, или та пропавшая гувернантка, Амелия Гольдштейн. Вот что скрывала госпожа Урманцева – то, что Амелия собралась наказать убийцу! Вот почему она, уезжая, уничтожила фотографические карточки! Она догадалась, что мы можем напасть на след Амелии. Пока все складно? – Складно, Леопард! Но с этим что делать? Хорь показал на голову Рейтерна. – А с ним уже все сделано. Не думай о нем. Он свое получил. – Леопард… меня всего трясет… – Ничего, ничего… Ты что, впервые покойника видишь? – Такого – впервые… – Значит, привыкай! – крикнул Лабрюйер. – Привыкай, черт бы тебя побрал! Ну? Или ищи другое ремесло! Хорь отвернулся от мертвой головы. – Они сговорились с сыном Урманцевой, с Аркадием, что ли. Его предупредили, и он подсунул снимки каких-то непонятных женщин. Там, на снимках, Амелия Гольдштейн – брюнетка. На самом деле, значит, – блондинка! Ну? Теперь понимаешь? Лабрюйер был возбужден беспредельно, однако чутье охотничьего пса и слух, тонкий и острый слух отличного певца, оставались при нем. Он не знал, чутье или слух подсказали, что смертельная опасность рядом. Он просто дернул Хоря за рукав и заставил присесть. Сотую долю секунды спустя раздался выстрел. Пуля вошла в ствол сосны там, где только что была голова Хоря. – Поздравляю, – прошептал Лабрюйер. – Сами под пули подставились… – Они следили за нами… свидетели им ни к чему… – ответил Хорь. – Уходим… Черт! Операция срывается!.. Какой я болван!.. – Тихо… Ты не мог знать… Второй выстрел грянул – пуля ушла в снег совсем близко. |