Онлайн книга «Сулажин»
|
И отключился. Он редко говорит «до свидания». После разговора с Львом Львовичем мне, как всегда, стало легче. Я выпустил струйку дыма, огляделся. Двор как двор. Обычный старомосковский каменный колодец. Ни деревца. Только освещенные и неосвещенные окна, асфальт, припаркованные машины. Одна из них («ауди», кроссовер) вдруг коротко мигнула фарами. Кто-то там сидел за рулем. Женщина. Это она мне? Больше во дворе никого не было. Я подошел. Опустилось стекло. – Не угостите сигаретой? – спросил хрипловатый голос, который я сразу узнал. Это была она, красавица-брюнетка, заходившая к Громову попрощаться и так странно на меня посмотревшая. Или показалось? – У меня крепкие. – Я люблю крепкие. Я поднес ей зажигалку. Обычно, когда даешь прикуривать, люди смотрят на кончик сигареты. Но женщина смотрела на меня, сосредоточенно. В матовых глазах вспыхнули два огонька. – Так и есть, – тихо сказала она. – Вы о чем? – Садитесь. Покурим и поговорим. Значит, не показалось. Что-то ей нужно. Раньше меня не пришлось бы долго уговаривать сесть в машину к такой красотке. А сейчас заколебался. Ей что-то от меня нужно, а мне от нее – ничего. Так не отказаться ли, вежливо? Но сел, конечно. В какой-то книжке я читал, что любопытство – один из самых живучих человеческих инстинктов. Сильнее только голод. И страх. Она щелкнула кнопкой на потолке. В салоне зажегся свет. – Зачем? – спросил я. – В темноте курить лучше. – Хочу вас получше рассмотреть. В подвале толком не успела… Она действительно уставилась на меня. Особенно ее заинтересовали шрамы. Их у меня два: от угла левого глаза вниз и на правой скуле. Следы осколков.  Я знал, что шрамы меня не уродуют, а только придают эффектности. Телки на них всегда залипают. То есть залипали. Теперь мне это стало по барабану. Никакого женского интереса в цепком взгляде брюнетки не чувствовалось. Интенсивная, даже какая-то воспаленная заинтересованность – несомненно. Но не африканская страсть, это точно. Что ж, поиграем в гляделки. Я тоже принялся ее рассматривать. Необычное лицо. Я таких, пожалуй, не встречал. Только что оно казалось красивым – но женщина слегка повернулась, тени легли по-другому, и вся красота пропала. Медуза Горгона, и только. Я даже слегка отодвинулся. Но она приподняла подбородок – и я опять залюбовался. – Я смотрю, мы оба не сторонники церемоний, – сказал я. – И место, в котором мы встретились, не располагает к светскому ля-ля. Поэтому спрошу напрямую. Вы ведь из нашей братии? Если нет, то спросит: «Какой такой братии?» Но она не спросила. – Ясно. Вы пришли к Громову прощаться, потому что… Потому что он вам помог? Опять ни «да», ни «нет», только все тот же жадно изучающий взгляд. – Он вам действительно помог? – А? Я понял, что она меня не слышала. – Что с вами? – спросил я сердито. – Чем вы больны? – Ничем. – Она прищурилась, будто решая или прикидывая что-то. – Я совершенно здорова. Растерявшись, я пробормотал: – Что ж вы делали у Громова? Она отвернулась, включила фары. – Потом объясню. Когда мы лучше узнаем друг друга. – А за каким хреном мне узнавать вас лучше? – Я почувствовал, что закипаю. В последнее время я стал очень легко заводиться, с пол-оборота. – Покурили, поболтали – и ариведерчи. Я сюда пришел не для того, чтобы с вами болтать. Мне нужно возвращаться к Громову. Я взялся за ручку, даже приоткрыл дверцу. Но не вышел. Потому что напоследок посмотрел на женщину, а она на меня. Что-то неуловимое опять изменилось в ее облике. Она показалась мне ослепительно прекрасной. Главное, я никак не мог понять выражения ее глаз. Что в них читалось – мольба или насмешка? Если мольба, то отчаянная. Если насмешка, то очень уж злая. – Громов от вас никуда не денется. А я денусь. Сейчас уеду – и вы меня больше никогда не увидите. – Может, оно и к лучшему? – пробурчал я, сопротивляясь притяжению этого взгляда. – Может быть. Это вам решать… – Она опустила голову. Сияние будто погасло. – Если я в вас ошиблась, то безусловно к лучшему. И опять я не разобрал, что прозвучало в ее голосе – презрение или отчаяние? Сейчас пошлю ее к черту, а потом буду ломать голову: кто она и что это значило? Вроде бы в моем положении должно быть на всё наплевать, но жизни осталось так мало. Может быть, это последняя загадка, которую жизнь мне загадывает. Я захлопнул дверцу. Протянул руку. – Николай. Она шумно вздохнула. – Слава богу. Не ошиблась. Лана. Ладонь у нее была узкая, холодная и неожиданно сильная. – Ты на машине? – спросила она. – Можем сесть к тебе, если хочешь. – У меня нет машины. Давай к делу. – Я тоже перешел на «ты». – Тебе чего от меня надо? Ответа я не получил. – Поехали отсюда, а? У меня от этого места мурашки по коже. – Она поежилась. – Ты далеко живешь? – Далеко. В Выхино. – Машины нет, живешь в Выхино. А на лузера не похож. – Она завела двигатель, тронула. – В Выхино так Выхино. – А кто я, если не лузер? Ниже падать уже некуда… – От тебя зависит. Жизнь такая штука, что даже в самый последний миг можно отыграться. Я искоса поглядел на нее, ожидая продолжения. Но она молчала. Лампочку в салоне Лана погасила, по ее профилю скользил отсвет уличных огней. Угол рта у нее подрагивал. Не мольба и не насмешка. Что-то другое. – Так о чем будем говорить? – Не гони. Я должна посмотреть, как ты живешь. Ты ведь один живешь? Это видно. Ах, так меня не просто подвозят до дома? Ко мне мылятся в гости? – Что еще тебе видно? – Самое главное. Что мы нужны друг другу. Просто я это поняла сразу, а ты еще нет. – Мне сейчас одно нужно. Участок на кладбище посуше. – Я ухмыльнулся, это у меня получилось не очень убедительно. – А что нужно тебе? Молчание. Дороги были уже почти пустые, одиннадцатый час. Лана вела машину уверенно, совсем не по-женски. – Ты вообще кто? – спросил я. – Никто. Меня практически не существует. |