Книга Ищу квартиру на Арбате, страница 62 – Ольга Фарбер

При мысли о компоте Кате захотелось пить. Одна она ни за что не пошла бы по темному коридору на кухню, но мысль о том, что Марина уже там и свет наверняка включен, придала смелости.

Она сунула ноги в тапочки и открыла притворенную дверь. Свет действительно горел, но не на кухне, а в гостиной. Катя неслышно заскользила войлочными подошвами по длинному коридору, но тут раздался щелчок поворачиваемого в замочной скважине ключа.

Так тихо ночью всегда возвращалась с концертов мама, боявшаяся разбудить домашних. Катя замерла и сообразила, что, обнаружив ее в коридоре неспящей так поздно, мама наверняка заругается, а еще отчитает папу. Поняв, что скрыться в детской она уже не успеет, Катя нырнула за стоявший в коридоре платяной шкаф.

Дверь открылась. Мама тихонько сняла туфли в коридоре и бесшумно вошла в освещенную гостиную. Катя прислушалась, что она скажет, ведь наверняка Марина там и сейчас ей влетит по первое число, что она тоже не спит. Но в гостиной стояла тишина.

Катя на цыпочках двинулась к дверному проему, и тут в тишине раздался резкий, хрустящий звук. Она рванулась к освещенному проему. Рассыпанный букет бордовых роз лежал на полу в осколках, на которые с безвольно повисшей руки матери капала алая кровь.

Отец сидел на диване в одних трусах и хлопал глазами – он часто в ожидании приходы мамы дремал прямо в гостиной, а не в спальне. Марина в ночной сорочке испуганно жалась к окну. Увидев Катю, она легко, как козочка, перескочила через осколки и, схватив ее за руку, попыталась уволочь в коридор.

Катя вырвалась и метнулась к матери:

– Мама!

Под ногами хрустнуло битое стекло, но толстая войлочная подошва тапок смягчила его острие.

– Порежешься! – отец кинулся к ней и схватил на руки.

Катя билась в его объятиях, рыдала, пыталась вырваться, но отец не выпускал ее и нес на руках в детскую.

– Это все сон, плохой сон, – повторял отец и гладил ее по волосам и влажному, уже начинавшему гореть лбу – Тебе это приснилось. Все, все приснилось.

– Мама! Мама!.. – повторяла Катя в рыданиях. В эту ночь Катя заболела и проболела довольно долго.

– Катя!.. Катя, да что Вы так расстроились?.. – Ираида трясла ее за плечо. – Да подумаешь – ваза разбилась! Сейчас все уберут. Голубушка, ну успокойтесь!

Катя стояла на коленях над разбитой вазой и рассыпанными тремя розами посреди музейного зала и рыдала, закрыв лицо руками. Когда Ираида наконец уговорила ее подняться и крепко взяла под руку, Катя обвела взглядом зал и остановила его на картине, висевшей прямо напротив.

Влюбленные без крыльев парили над деревянными домами. Она тоже будто взмыла с ними ввысь, к куполу галереи и пронеслась под ним, беззвучно смеясь.

Подавленное потрясением, детское воспоминание вылетело из нее, как пробка из шампанского. Семейный скандал, отец, мать, Марина – все осталось где-то внизу, на уровне крыш деревянных домов под влюбленными. Правда оказалась куда банальнее, чем она ожидала и предчувствовала все эти годы, и оттого страшнее. Однако, обнаружив ее на задворках памяти, Катя почувствовала вдруг невероятное облегчение. Неважно, кто был прав в этой истории, а кто виноват. Она, Катя, была ни в чем не виновата.

«Панические атаки», – проговорила она про себя свой диагноз – и тут с каким-то вызовом, даже с наслаждением надавила кончиком туфли на осколок вазы. Противный хруст стекла не вызвал у нее никаких эмоций.

Она наклонилась и, невзирая на просьбы Ираиды и причитания, что она поранится, подобрала три розы, отряхнула их от осколков.

– Давайте все-таки поставим их в воду.

Уходя из зала, она оглянулась на картину «Над городом». Над Арбатом летели мать и отец. Катя знала, что эти влюбленные летят в никуда. Только она, Катя, лететь в никуда не хотела.

* * *

«Малый Власьевский», – повторила про себя Катя. Странно. Конечно, она отлично знала этот переулок и не раз проходила по нему. Даже продала там несколько клиентских квартир, а еще пару-тройку сдала в аренду. Переулок был похож на улицу ее детства не больше, чем другие арбатские переулки.

Катю не покидало ощущение полета. Она шла пешком в Малый Власьевский – и чувствовала себя воздушным шариком, взмывшим над городом и летящим назад, в свое детство.

За годы поиска родного дома она много раз пыталась вспомнить название улицы, это стало бы самым верным ориентиром. Один раз в памяти всплыло что-то мутное, связанное с женским именем. Катя решила, что это очередной фантом, улиц с женскими именами на Арбате не было.

«Боже мой, Малый Власьевский – ведь это же бывшая улица Танеевых, – догадалась она. – Как просто… Почему я все-таки его не узнала?»

Из задумчивости ее вывел резкий автомобильный гудок. Девица за рулем красного «Пежо» с двумя восклицательными знаками на заднем стекле не заметила запрещающего поворот знака и свернула в Малый Власьевский. Ее тут же гневно предупредил водитель, выезжавший из переулка с односторонним движением.

«Вот дурочка», – беззлобно подумала Катя и тут же вспомнила, как выходила с отцом со двора на улицу, по которой машины ездили в обе стороны. Подсознательно она и искала такую улицу, но несколько лет назад Малый Власьевский стал односторонним.

В сумочке зазвонил телефон. Обычно в это время ей звонила Соня.

Катя достала телефон и увидела незнакомый номер. Хотела нажать отбой, но неловко скользнула пальцем по сенсорному экрану и приняла вызов. Пришлось ответить.

– Алло?

– Екатерина Александровна, здравствуйте! Всю неделю пытался до Вас дозвониться, все время занято. Уж думал, номер не тот, – говоривший мужчина, судя по голосу, был немолод и казался очень взволнованным.

– Что случилось?

– Я не знаю, в курсе ли Вы… Умер Семен Георгиевич, я вел его дела в России. В свой последний визит он оставил завещание.

– Послушайте, – перебила Катя. – Конечно, я знаю о смерти Семена. И я знаю это завещание, он оставил его за день до смерти.

– Нет-нет! Послушайте, в том-то и дело, что силу имеет другое завещание – составленное раньше и подписанное им в добром здравии. Израильское должно было быть переведено на русский язык с апостилем, чего сделано не было. Таким образом, юридическую силу имеет только предыдущее завещание. И в соответствии с ним Вы и дочь – наследницы всей недвижимости Семена Георгиевича в России.

– Наверное, Вы шутите, – устало сказала Катя. – Извините, сейчас я занята. Я перезвоню Вам позже.

– Конечно. Звоните в любое время! Семен Георгиевич доверял мне, и я должен выполнить его волю! Я был в курсе его дел. Он лично просил меня проследить, чтобы Вы и Соня не остались обделенными.

Говоря по телефону, Катя медленно шла по переулку и по-новому рассматривала знакомые дома.

– Да, я перезвоню, – повторила она, завершая разговор и думая совсем о другом.