Онлайн книга «Кукушка»
|
Сегодня она просто-напросто забыла. Слишком уж давно организовали этот званый ужин. Хэтти была мастером припереть человека к стенке. Еще в июле, в водовороте новой страсти, она связала Эмму обещанием. – Что делаешь восемнадцатого октября? Вопрос строился так, чтобы заарканить собеседника и заставить его пообещать. А Эмма была тугодумкой и не смогла выскользнуть из петли. Этот ужин – последнее, куда хотелось идти, но она человек ответственный, если обещала, непременно делала. Эмма вызвала «Убер», однако из-за пробок в Хайбери пришлось последние десять минут пройти пешком, до нитки промокнув под дождем. Потек макияж, на что Хэтти сочла своим долгом указать прямо в гостиной, полной сухих, прилизанных и подвыпивших незнакомцев. И вот теперь, восемнадцатого октября, Эмма сидела за столом, залив в себя запоздалый мартини, и, как учили в детстве, задавала соседям вежливые вопросы. На данный момент выяснилось, что гинеколог был женоненавистником, а телевизионный продюсер делала реалити-шоу, которое заставляло одну половину британской публики смеяться над другой, – ее собственные слова. Продюсера звали Альба. Она была вегетарианкой, любила животных и, кажется, не жаловала людей. Эмма с тарелкой морских гребешков и пюре из горошка с мятой оказалась меж двух огней – Альба и мизогин постоянно препирались, и Эмма сделала вывод, что они женаты. Порадовалась, что ни один ничего не спросил о ней самой. Она поймала взгляд Сая на другом конце стола. Его, как начинку бутерброда, зажали между собой Эдриан и его девушка, имя которой она не расслышала. Все наперебой хвалили гребешки, и Хэтти, не стесняясь, подробно рассказывала, как их готовить, хотя Эмма знала наверняка, что она купила их в дорогой кафешке, ибо движущей силой ее жизни была рациональность. Хэтти находила способ упростить все: зачем мучиться в спортзале, когда жир на пятой точке можно просто отсосать? Ужин задумывался, чтобы представить всем Блэра, нового бойфренда-качка Хэтти, который подходил ей идеально, как Кен – Барби. Когда-то давно Сай с сестрой были похожи, но в последние десять лет, и особенно недавно, Хэтти изменилась до неузнаваемости и теперь напоминала куклу. Ее восковую кожу покрывал несмываемый загар, губы были болезненно надуты, волосы осветлены и наращены, брови ползли по отутюженному лбу, а ресницы хлопали, как вороньи крылья, отбрасывая тени на грудь десятого размера. Результатом пластики стало стопроцентно фальшивое лицо и не поддающийся определению возраст – можно было дать и сорок, и восемьдесят. Вино текло, и Эмма все больше выпадала из общей беседы. То и дело скрипели стулья: собравшиеся куда-то уходили. Сай посмеивался над сестрой. Эмма поняла, что он собирается рассказать про случай из детства, когда они отдыхали на юге Франции и Хэтти бросила в ущелье его сигареты. Эмма слышала эту историю миллион раз. Так себе история, хотя бы потому, что Сай не был искусным рассказчиком. Когда он начал, Эмма обвела взглядом собравшихся и ободряюще улыбнулась. «Так и надо вести себя в паре, – думала она, – поддерживать друг друга в наших заблуждениях». Эмма жалела, что у нее нет подруги, с которой можно ходить в походы, обсуждать мужей, смеяться над сексуальными позами и ощущать сестринское родство. Все ее старые друзья нарожали детей, с головой ушли в мир материнства, в котором ей больше нет места, и не очень понимали, что с нею теперь делать. Эмма прислушалась к разговору за столом. Подружка Эдриана сочла историю про ущелье очень смешной, и Сай сиял. Он милый и хороший, думала Эмма, но без шарма. Мысли ее путались. Хотелось вылить себе остатки из бутылки, но она постеснялась и вместо этого наполнила бокал соседа. Кен, или Блэр, или как там его, передал по столу еще бутылку; она про себя поблагодарила его и ждала, чтобы ей налили. Никто не догадался. Следующая история была забавнее. Эмма пропустила соль шутки, однако все смеялись. Она вежливо улыбнулась. Мужчины шумели и старались перещеголять друг друга в эпатажности и беспардонности. Воздух накалился от флирта, который поощряла Хэтти, поскольку все с парой, можно спокойно кокетничать. И только когда Эмма заметила белый порошок на ноздрях Блэра, точно сахарная пудра на пончике, до нее дошло. Теперь речь шла про какого-то голого и козла. Эмма обнаружила, что в нужные моменты делает соответствующие гримасы, но снова пропустила суть и оглядывалась по сторонам, чтобы посмотреть, кто еще «припудрил нос». Ее расстраивал не сам факт употребления наркотика (ей вполне хватало шардоне), а то, что это делалось исподтишка, втайне от «непосвященных». Ребячество. Хуже того, просто дурной тон. – Ага, помню, как танцевал риверданс в ирландском пабе. Ужас! – произнес Блэр, и Эмма видела, что в этот момент все прониклись к нему симпатией, несмотря на то что он управлял птицебойней и был явно обделен мозгами. Эмма из вежливости налила вина гинекологу, потом Альбе, телевизионной продюсерше, и, наконец, себе. Напряжение несколько спало, она принялась за вторую порцию хлебного пудинга – у кокаинистов пропал аппетит, добавку взяли только они с Саем – и размышляла, заметят ли, если она наденет очки и выберет изюм. Разговор в комнате прервался. Кто-то отчетливо произнес: – Серьезно?! Эмма держала на вилке изюмину. Все повернулись к ней. Первой мыслью было, что дивятся ее жадности. Но нет, дело в другом. Поразили две вещи: во-первых, что она порядком пьяна, и, во-вторых, что кто-то крепко схватил ее за руку. Хватка ослабла. – Господи! Ну и какая она? – Глаза Альбы загорелись. Снова воцарилась тишина. – Кто? – спросила Эмма. – Мамочка-монстр! – «Сан» наврала, дети выжили. – Я читал, они были на волосок от смерти. – Одна до сих пор в коме. Так, Эмма? Эмма чувствовала, что горячая кровь приливает от желудка к лицу. – В смысле, обычная мамаша среднего класса. Слетела с катушек, да? – Ага! – пропищала по-цыплячьи худосочная женщина на дальнем конце, которую Эмма раньше не замечала. – А Лия Уортингтон ушла с Би-би-си! – Я думал, она вернулась… На секунду все отвлеклись на худосочную. – Одна моя знакомая бегала с ней по субботам в парке. Мать как мать. – В одном книжном клубе с кузиной Аманды Льюис. – Господи! – Прошу заметить, я укокошила бы своих долбаных детишек при первой возможности! – заявила Альба, вытирая пальцем тарелку. Несколько человек от души расхохотались. Эмма поймала озабоченный взгляд Сая. Он смотрел на Хэтти, чье выражение лица после операций истолковать было сложно. – Вот бы снять о ней передачу! – Ее зовут Констанс Моррисон, – вставила худосочная. – Мортенсен, – поправили сразу несколько голосов. – Черт! И что теперь с ней будет? Все ждали ответа. Эмма отхлебнула воды из полного бокала. |