
Онлайн книга «Глушь»
– По-моему, вы тоже, – сказала Блум, – позволив нам сделать это. Андреас Хамлин пожал плечами. – Карл уже давно не разговаривал с посторонними. Может быть, вы заметили бы какой-нибудь упущенный момент. К сожалению, этого не произошло. – Вы все время наблюдали за нами? – спросил Бергер. – Думаю, вы могли это предположить, – ответил Хамлин и улыбнулся коротко и безрадостно. – Какие рамки вы имели в виду? – поинтересовалась Блум. – В те моменты, когда он замыкается в себе. Вы их почувствовали. Хижина, мама, два дня. Полено. Но описание осеннего леса было замечательным, от него, возможно, получилось бы продвинуться дальше. – Описание осеннего леса? – воскликнул Бергер и почувствовал руку Блум у себя на бедре. – Вы проверяли его письма? – спросила она. Андреас Хамлин снова пожал плечами. – Мы, конечно, видим, что он принимает не только лофепрамин и нортриптилин, но откуда он это берет, было трудно определить. – Почему мне кажется, что вы не особо часто видитесь с Карлом? – спросил Бергер. – Наверное, потому что это правда, – сказал Хамлин тем же немного ленивым тоном. – Здесь в принципе находятся пациенты, которым нужен очень интенсивный психоанализ, а у нас настолько не хватает кадров, что мы мало что успеваем кроме назначения лекарств. Но когда я приступил к работе три года назад, я заново взялся за Карла. Прошел всю его историю с самого начала. Кстати, он совершенно точно не строил никакой хижины, у него руки не оттуда растут. – А в остальном? – сказала Блум. – Трудно оценивать, – ответил Хамлин. – Он уходит в себя в определенные моменты. Я думаю, что он действительно не помнит. Но я видел его в гневе, и с ним шутки плохи. Не часто удается увидеть более сильное выражение человеком своих чувств. – Гнев направлен на его мать или на матерей вообще? Андреас Хамлин покивал. В первый раз он выглядел как врач. – В первую очередь на его мать. Но он, как известно, нападал и на других матерей. – Два случая в шестнадцатилетнем возрасте, – сказал Бергер. – И один-единственный шанс после этого. И он им воспользовался. – Это ваша профессиональная оценка? – Это профессиональная оценка полиции и судебной системы. Я с ней только работаю. – Прекратите, – сказал Бергер. Андреас Хамлин посмотрел на него профессиональным взглядом. – Этим было бы интересно заняться, – сказал он. Бергер заглушил неожиданный смешок Блум репликой: – Но я бы не согласился ни на что, кроме «очень интенсивного психоанализа». Так он виновен или нет? – Не знаю, – ответил Хамлин. – Действительно, не знаю. В нем живет гнев, и склонность к насилию очевидна. И ради всеобщего блага правильно, что он находится здесь. Но это мелочи, отдельные вспышки. А удерживать кого-то в хижине двое суток – это другое дело. Совершенно другая психология. – Вы думаете, он невиновен. – Вы никогда не заставите меня это произнести. – Я так и думал. – Но я думаю кое о чем другом, – медленно произнес Хамлин. – Сколько я ни искал в материалах расследования двойного убийства Хелены и Расмуса Граденов, я не нахожу одной вещи. – Чего же? – спросил Бергер, чей пульс слегка участился. – Имени Ч. Линдберг среди полицейских. – Что? – Сколько я ни искал, я не нашел полицейского по имени Ч. Линдберг в материалах следствия. А в допросной вы ясно сказали, что участвовали в нем, что слышали и видели, как Карл Хедблум признался в двойном убийстве. Но вас ведь там не было? – Меня привлекали к этому расследованию всего пару раз, – ответил Бергер, нахмурив брови. – Я думаю обсудить это с вашим начальником, как ее зовут, с комиссаром Росенквист. А может быть, и с кем-нибудь повыше. А что значит «Ч.»? – Чарльз, – униженно сказал Бергер. – Чарльз Линдберг? С «h» на конце? Вы это серьезно? В эту секунду рука Молли Блум сжала бедро Бергера так, что он подпрыгнул. Он сказал: – Скажите лучше вот что. Почему Карла избивали в коляске? Разве обычно это происходит не дома, вдали от людей, как большая часть случаев семейного насилия? Тут все, кажется, происходило наоборот. – Только тогда его мать Улла могла почувствовать, что ее оставили в покое, – пробормотал Андреас Хамлин. – В покое, чтобы избивать своего сына в коляске? Во время прогулок в Фалуне? С поленом? – Да, похоже, что это было полено. Кажется, оно всегда лежало в коляске на нижней раме, как следует вымытое. Но этого уже, конечно, не проверить. Разве что удастся найти того человека… – Того человека? – Как я уже говорил, я занимаюсь этим случаем всего три года. И только тогда удалось обнаружить нечто новое. Очевидно, никто раньше не озаботился поисками. – О чем мы сейчас говорим? – спросила Блум. Доктор Андреас Хамлин откинулся на спинку кресла и внимательно посмотрел на собеседников. – У Карла был отец. И брат. 15 Пятница, 20 ноября, 12:08 Восемь лет кажутся небольшим сроком, но для дома эти годы могут означать переход от расцвета к упадку. В данном случае речь определенно шла об упадке. Они стояли около большого, неухоженного пансионата и осматривали то, что когда-то было приусадебным участком. Теперь все поглотил лес, прожорливый и безжалостный. Бергер даже не был уверен, в какую сторону им идти. – Значит, пациенты приюта жили в Фалуне? – уточнила Блум. – И сюда приехали на экскурсию, – пояснил Бергер и направился в лес. – Их было девять человек, а с персоналом пятнадцать. Той осенью они провели здесь чуть больше двух недель. Пока они шли по густому лесу, начал идти снег. Хлопья медленно кружились в немногочисленных просветах между верхушками деревьев, и пока Бергер и Блум пробирались сквозь чащу, ветки вокруг них становились белыми. Несомненно, граница снега вот-вот собиралась переместиться к югу. – Итак, отец и брат? – сказала Блум. – Их не привлекали к следствию. Должно быть, они рано исчезли из жизни Карла Хедблума. – Но судебно-психиатрическая экспертиза вряд ли упустила этот факт? – Мы получили их заключение только в виде резюме. Значит, этому, возможно, не придавали значения. Они шли дальше. Снег бесшумно падал с небес. Лес стал еще гуще, кругом царила тишина. – Мать била Карла в коляске, – наконец произнесла Блум. – Потому что она не могла делать этого дома? Потому что там была семья? |