Книга Кики и другая ведьма, страница 34 – Эйко Кадоно

Кики вдруг почему-то вспомнилась книга «Последняя дверь».

— У Каи должны «открыться глаза»... Правда, я сама толком не понимаю, что это значит. — Мама виновато улыбнулась.

— Я не сдамся – я буду ее искать, — пообещала Кики. — теперь, после разговора с вами, я еще больше хочу встретиться с Каей. Мне кажется, я понимаю, что она чувствует.

Кики распрощалась с Мамой, и они пошли прочь. Дзидзи, кивая на ходу, проговорил:

— Значит, вот как выходит. Кая не должна думать: «Все это ради него». Она должна понимать, что она сама – совершенно необыкновенная собака, и тогда все будет хорошо. Ей сразу полегчает...

— Дзидзи, ну зачем ты все это проговариваешь? Это же и так очевидно» — сказала Кики, метнув на Дзидзи быстрый взгляд.

— Да, но этого не понять, если никогда не был по-настоящему одинок, — рассудительно возразил Дзидзи.

Теперь Кики направлялась к самой высокой точке города – на часовую башню. В это время солнечные лучи падали на нее почти отвесно, и тень от башни была совсем коротенькой. Подошло время обеда, и на площади перед башней и примыкающих к ней улицах было полно народу. Кики, ни на минуту не забывая о работе, окинула улицы внимательным взглядом.

— А кто это тут у нас? Никак сама Кики?

Ведьмочка увидела, что из окна этажом ниже высунулся часовщик, который держал лавку на Главном проспекте и был смотрителем часовой башни. Он высунулся еще чуть дальше, чтобы лучше видеть, что там, наверху, происходит.

— Я сейчас буду отбивать полдень – там, где ты сидишь, и оглохнуть можно!

— Ой нет, не хочу! — Кики собралась уже было оседлать помело, но вдруг замерла и обернулась. Она вспомнила слова из книги «Последняя дверь»: «Глас, взмывающий в небо в согласии с эхом».

— А есть какие-то правила, как именно должны звенеть часы?

— Ну да: раз полдень, то должно быть двенадцать ударов.

— И... И по-другому сделать никак нельзя?

— А зачем? — удивился часовщик.

— Нельзя ли сделать звон веселым? Речь идет об одной собачке, она потерялась... Вот я и подумала: может, если она услышит забавный звон, то прибежит на него.

— Хм, собака, говоришь... Отбить время так, чтобы ей понравилось... Даже не знаю, возможно ли это.

— Что, мэр будет сердиться, да?

— Да нет, этого-то точно не случится. Наш мэр стольким тебе обязан, что... Ну что ж, попробую отбить время позабавнее. А вы там оба все-таки уши-то прикройте поплотнее!

Сказав это, часовщик взялся за веревки колоколов и принялся, пританцовывая, отбивать время.

«Дилилинь! Дилилинь!

Дилилинь! Дилилинь! Дилилинь!

Динь-дон-динь! Динь-дон-динь!»

Над Корико разнеслось эхо колокольного звона. Прохожие на улицах останавливались и удивленно поднимали головы. Кто-то показывал пальцем на башню, кто-то начал легонько притопывать ногами в такт звону. Людей на площади становилось все больше, толпа густела. Все весело приплясывали. Но на звон шли только люди. Ни одной собаки не было видно.

— Нет. Похоже, ничего у меня не вышло, — признал часовщик.

— Значит, ничего не поделаешь. Вы уж простите меня с моей глупой просьбой. Пойду дальше искать... — уныло ответила Кики. «Я-то решила, это и есть тот самый ”глас”, но, похоже, ошиблась...»

И тут позади вдруг раздался голос:

— А теперь наконец-то пора и мне взяться за дело!

Кики изумленно обернулась – да, это снова была Кэкэ! И как только она сумела сюда вскарабкаться? Но сейчас Кэкэ гордо и уверенно стояла на покатой крыше. Ее волосы, собранные в два стоящих торчком хвостика, развевались на ветру. Кэкэ провела по волосам рукой, распутывая их, и широко улыбнулась Кики.

— Уф, и запыхалась же я, пока сюда лезла! Эта башня страх какая высоченная! — Кэкэ широко открыла рот и демонстративно завздыхала: — Уфф! Фу-ух! Я решила взять с тебя пример и тоже сунуть нос в чужое дело, вот и пришла, — пояснила она. А потом развела руки широко в стороны, набрала полную грудь воздуха и прокричала, сотрясаясь всем телом:

— Гав! Гав! Гав! Гав! Гав! Гав! У-у! У-у!

Она лаяла по-собачьи. Звучало это так, словно одинокая собака тоскует в ночи и зовет кого-то. Звук лая Кэкэ отозвался долгим эхом, он отражался от стен домов, разнесся далеко-далеко, становясь все громче, все звонче, он раздавался по всему Корико. Люди на площади так и застыли на месте от изумления. На мгновение вокруг воцарилась полная тишина.

И тут – что такое? Со всех сторон зазвенел собачий лай. Он становился все громче, и вот со всех улиц и переулков начали выскакивать собаки. Они с лаем и воем бежали к башне. Они прыгали и взрывали землю, они мчались, как волна. Кто-то тащил за собой на цепи собственную будку, кто-то волочил на поводке своего хозяина. Их было так много, что не сосчитать.

— Ура-а! — закричала Кэкэ.

— Уй! — вырвалось у часовщика, смотревшего на все это из окна, — он так и сел с маху на пол от удивления. Кики прижала к себе трясущегося Дзидзи, кое-как сама уняла дрожь, села на помело и спустилась на площадь. Кажется, внизу собрались все собаки Корико, там шагу было некуда ступить. Однако все они были в прекрасном настроении, они дружелюбно виляли друг другу хвостами и прыгали. Через собачью стаю отчаянно проталкивалась и протискивалась, подныривая под больших собак, маленькая собачка: она прибежала откуда-то с дальнего конца площади. Она влетела прямо в объятия спешившего к ней с противоположной стороны Пуупуку.

— Это Кая! — вскричал Дзидзи.

Пуупуку упал на колени прямо посреди площади, крепко сжимая Каю в руках. Он зарылся лицом в ее короткую шерсть и непрестанно повторял:

— Прости, прости мен! Теперь я тоже буду работать не покладая рук!

Кики, глядя, как трясется его широкая спина, с облегчением выдохнула, чувствуя, как с ее плеч спадает тяжесть. Но площадь была по-прежнему запружена собаками! И вокруг по-прежнему стоял неумолчный лай! И тут с башни снова раздался звук – на этот раз пронзительный свист:

— Фью-у! Фью-у! Все! По домам! Разбегайтесь! По домам! По своим! Домам! Разбегайтесь! Фью-у!

Услышав это, собаки стали пятиться и расходиться с площади. Прошло совсем немного времени, и вот уже перед башней остались лишь Пуупуку с Каей на руках да Кики с Дзидзи. Толпа онемела от изумления. Однако люди понемногу пришли в себя и тут же принялись оживленно переговариваться:

— Вот это было да!

— Кто эта девочка?

— Это новая ведьма!

Все эти слова для Кики были словно ножом по сердцу. Она прижала к себе Дзидзи, подняла помело и пошла прочь, сама не зная куда. Когда Кики очнулась, небо уже заволокло легкой дымкой, а на улицы опустилась темнота.

Кики вернулась домой. Она тихонько открыла дверь и увидела, что Кэкэ, как всегда, сидит на своем привычном месте, скрестив ноги.