Книга Ледяной ноктюрн, страница 93 – Дарья Кадышева

— Это давно в прошлом.

— Ви покинул Империю сто лет назад. Он долго скитался по Северу, пока не присоединился к нам, — охотно пояснил Берси.

— И тебя приняли?

— Не сразу. Потребовались многие годы, чтобы мне стали доверять.

— Каково сражаться против своего народа?

— Мой народ погиб на Рилналоре две тысячи лет назад. — поправил Валентайн. — То, кем я стал впоследствии, оказалось самой крупной ошибкой в моей жизни. Если бы я мог, я бы вернулся назад и утонул бы вместе со своей землёй.

— Так ты из первых? Ты был здесь, когда только строилась Империя?

— Я был у самых истоков, это правда. Более того, я стоял подле Тишлали, когда она восходила на трон. Я помог ей сесть на него.

— И ты знаешь, что случилось на Рилналоре?

— Нет, — он моргнул, в первый раз за всё время беседы. — Мы ушли задолго до его падения. Никто из нас не знает, что случилось. Было бы это так просто, весь мир бы уже знал. Долгие века мы прятались в ледяных пещерах Недха, обретя, казалось, вечный покой. Мы впали в спячку, и только когда здесь появились первые люди, мы проснулись. Единственное, что мы знали наверняка, — сеть катаклизмов, пробудившая спящую Vano Tenrpo, Гору Смерти, уничтожила наш старый мир, Rilna.

— Императрица обратила вас?

— Я мало что помню из смертной жизни, — пожал плечами Валентайн. — Она появилась из неоткуда, прекрасная и устрашающая, ведьма, способная воскрешать мёртвых. Многие из нас были готовы ради неё на самые жестокие поступки. Ритуал священной крови, targi imma leiros, мы все прошли через него, дабы обрести бессмертие.

— И уже тогда лучи солнца не причиняли вам вреда?

— Нет. Эти чары были созданы уже позже, в Недхе, до этого мы прятались во тьме ночи, — сехлин глянул быстро на Берси. — Полагаю, ты не слышал легенду о нашем происхождении? О том, как обратилась императрица?

— Нет.

— Прибереги эту историю для вечерка перед костром, Ви, а то при свете дня твои страшилки будут не так интересны.

Они повернулись на звук голоса и заметили Конора, свалившего связку ветвей им под ноги.

— Конор, — судя по голосу, сехлин не был рад его видеть.

— Ну что, поделишься своей историей вечером? Я приду послушать. — Конор обернулся к Хруго, аналогично бросившему хворост рядом. — А мы перед этим делом накатим немного. Разогреемся.

Хруго довольно пробубнил что-то на мэнке.

— Сгинь, — проговорил сквозь зубы Валентайн.

— Как пожелаете, — Конор отвесил издевательски медленный поклон и тронул Хруго за локоть, поведя его вглубь лагеря.

— Тоже его ненавидишь? — заметил Марк не без удовольствия.

— Всего лишь один из любителей портить жизнь себе и другим. Не нравится ему, что я бывший имперец.

— Но бывший же, — сказал Берси.

— У вас с ним тоже проблемы? — спросил сехлин, проигнорировав реплику барда,

— Чаще из-за той фигни, что он несёт. Так… Что насчёт императрицы? Или мы действительно обсудим это у костра за кружкой чая?

— Обсуждать-то и нечего. Валора Тишлали родилась на Рилналоре, повстречала мага, ставшего её возлюбленным. Позже она убила его в порыве ревности, за что была им же проклята. Он предрёк ей великое будущее, пророчил, что она создаст лучший мир, но за это будет расплачиваться жаждой крови и невозможностью умереть. — Валентайн прервался и прочистил горло. — Это легенда, но весьма похожая на правду. Как предполагал её возлюбленный, Валора должна была мучиться из-за этих недостатков, так как верил в её доброе и чистое сердце, но всё оказалось наоборот. Она привыкла к крови, чья живительная сила наполняла её и расширяла сознание, ей понравилось убивать, понравилось чувствовать себя навечно молодой. Однако в какой-то миг она начала страдать от одиночества. Тогда Валора решила окружить себя последователями.

— Легенда, — повторил Марк.

— Одна из многих. Но более из всех приближенная к правде, я так думаю.

— Как она смогла обмануть солнечный свет?

— Говорят, она принесла жертву. Большую жертву, за которую потом лила слёзы несколько лет.

— Чудовище способно на слёзы?

— Она не всегда была чудовищем. Когда-то она была женщиной, способной любить. Она бывала такой и после своего обращения, — Валентайн вдруг отвёл взгляд в сторону. — Со многими мужчинами.

— Ты любил её, — выпалил Марк, не успев подумать.

— Уже нет, — безразлично вымолвил вампир. — Теперь я Сын Молний, избранник Одина, над которым, возможно, северные боги смилостивятся, увидев моё стремление защитить смертных.

— А ещё наставник. И хороший друг, — добавил Берси, коснувшись его плеча.

— Могу я спросить ещё кое-что? — решился Марк.

— Конечно. Мне нравится утолять чужое любопытство, — Валентайн улыбнулся. Открыто. Тепло. Совсем как живой.

— У меня вообще много вопросов, но не хочу тебя ими утомлять, — Марк ответил на улыбку. — Один давно довлеет над всеми. Скажи, тебе не наскучила жизнь? Я имею в виду, ты прожил две тысячи с лишним лет…

— К концу первого тысячелетия я устал от крови и тьмы, поселившейся во мне, — ответил сехлин. — Я был готов наложить на себя руки, но мне не дали этого сделать. А после… Я увидел, что смертные, к которым мы относимся просто как к пище, как к домашнему скоту, они… Удивительны. Их короткие жизни так прекрасны, мимолётны, их умы чисты и бесхитростны, их желания так… порывисты. Больше я ничего не хотел, кроме как помочь им.

Марк остался доволен ответом, снимая руку с рукояти ножа, которую всё ещё держал там.

— Ты ведь знаешь, что после ритуала солнце будет и для тебя опасно? — спросил он. Почти с грустью.

— Я не жалею об этом. И в ночи я смогу помогать Сынам. Я был обращён, чтобы нести смерть в человеческий мир, — глухо отозвался он с померкшей улыбкой на лице. — Но у меня ещё есть время, чтобы исправить это.

* * *

Вокруг всё чёрное. Такое чёрное, до одури, не видно ни тех, кто рядом, не видно ни своих собственных рук, но Лета точно знает, что подняла их и держит перед собой. Зато слышно. Она слышит, как ветер шевелит оконную раму, пытаясь поднять в воздух осколки разбитого стекла; слышит, как скользкие тени ползут по полу и протягивают к ней свои кровавые щупальца; слышит, как стонет и умирает мир вокруг. Как погибают тысячи, ещё чуть-чуть, и она увидит их силуэты, мухами облепившие стены родного дома где-то у северных границ…

Родной дом? Был ли он у неё? Она не знает.

Её дом — лес. Каждый из сотен на всей земле, все пеньки и кустарники интерьер этого дома, мягкий влажный мох служит постелью. Тени исчезают, пляшут в красном отблеске, вырвавшимся из-под взмаха Анругвина, раскалывают черноту пополам, задыхаются, рассеиваются, тают, как утренняя дымка в лучах восходящего солнца. И вот она стоит посреди своего настоящего дома, в окружении изумрудной зелени и свистящего шелеста листьев. Стволы расступаются перед ней. со скрипом накреняясь в стороны, открывают ей путь к его постели, устланной белоснежной простынёй. Она подходит к ней, скользит пальцами по мягкому матрасу, дотрагивается до обнажённой плоти руки со знакомыми шрамами и чрезмерно выступившими венами на кисти. Она почти готова откинуть простынь с лица, чтобы взглянуть, всего лишь на секунду, чтобы вспомнить… Но его нет. Постель чиста, пахнет свежестью и сеном. Наваждение? Сон? Дурная игра реальности?