Книга Последняя из рода Тюдор, страница 125 – Филиппа Грегори

– Ты же знаешь, что не свободна? – спрашивает она у меня.

– Что?

– Ее не освободили, – говорит она сэру Уильяму, – а отпустили под мою опеку.

Хорти поворачивается к лошади, чтобы тихо выругаться. Когда мы снова видим его лицо, оно все красное от гнева, в глазах стоят слезы.

– Не освободили? – переспрашивает он. – И кто же дал такой указ… – Сэр Уильям замолкает, чтобы его слова не приняли за речь изменника. – Я думал, ее отправляют к вам как к бабушке, после чего леди Мария будет вольна идти куда пожелает. Думал, вы встретите ее и отведете обратно ко двору.

– Заходите, – говорит бабушка, желая побеседовать вдали от ждущих слуг и слоняющихся по улице людей. Она ведет нас в большой холл, затем поворачивает в сторожку привратника, где мы можем побыть наедине. Там есть стол, стул и подставка для письма. Я опираюсь о стол, вдруг почувствовав себя изможденной.

– Моя дорогая, присядь, – ласково обращается ко мне Кэтрин. – Сэр Уильям, не желаете стакан эля? Или вина?

Сидеть я не могу. Если сяду, за мной захлопнут дверь и не выпустят, так что я продолжаю неуклюже стоять с больной после двухдневного пути спиной, и меня переполняет мучительное чувство страха.

– Не свободна? – с трудом выговариваю я, губы опухли и не шевелятся, будто меня с силой ударили по лицу. – Я думала, меня отпустили.

Она качает головой.

– Ты под моей опекой, как и твой бедный маленький племянник у его бабушки в Ханворте. Но королева не дарует тебе свободу. Мне пришлось пообещать, что я буду держать тебя под домашним арестом.

– Не могу, – вырывается у меня. По лицу текут слезы, я прерывисто всхлипываю. – Миледи, бабушка, я не могу больше находиться взаперти. Мне нужен простор. Я больше не выдержу в маленькой комнатке, будто кукла в коробке. Я этого не перенесу, бабушка. Я умру. Клянусь, умру, если мне не позволят ездить верхом и гулять где захочется.

Она кивает, побледнев. Бросает взгляд на сэра Уильяма.

– Вы держали ее в тесноте?

Он гневно пожимает плечами.

– А что оставалось? Мне приказали выпускать ее в сад только по мере необходимости. Однако я разрешал леди Марии гулять с утра до вечера каждый день. Распорядились, чтобы я выделил ей всего одну крохотную комнату и одну горничную. Никаких посещений и писем от друзей. Даже разговаривать с моими слугами и со мной ей запрещалось.

Бабушка поворачивается ко мне.

– Не плачь, Мария, – решительно говорит она. – Мы сделаем все возможное. И по крайней мере теперь ты под моим присмотром, будешь жить со мной и моими детьми, Сьюзан и Перегрином. Мы будем свободно беседовать, заниматься, писать и размышлять.

– Мне нужна свобода, – шепчу я. – Мне нужна свобода.

– Я как раз собиралась в Гринвич, – снова говорит бабушка сэру Уильяму. – Леди Мария может поехать со мной. Повозки с ее имуществом следуют за вами? Или вы отправите все прямиком в Гринвич?

– У нее почти ничего нет, – выпаливает Хотри. – Она приехала ко мне с пустыми руками. Несколько гобеленов, пара подушек – вот и все.

Бабушка пытается осознать услышанное, переводя взгляд с сэра Уильяма на меня.

– Так где же ее вещи? Где наследство? Ее мать происходит из королевского рода, ее огромный дом был полон сокровищ. Эта богатая семья владела домами, землями, лицензиями и монополиями. Где ее платья и драгоценности, которые она имела при дворе?

Сэр Уильям качает головой.

– Мне лишь известно, что леди Мария приехала в мой дом точно нищенка и ей ничего не прислали. Я привезу вам все принадлежащее ей. Мне очень жаль, что вещей так мало, миледи. – Он кивает в мою сторону. – Я готов отдать вам что угодно из Чекерс, – предлагает Хотри. – Только попросите.

– Я ничего не хочу, – качаю головой. – Ничего, кроме свободы. Я думала, меня отпустили.

– Тебе надо поесть, а затем мы отправимся по реке в Гринвич, – решает бабушка. – После этого озаботимся комнатами, мебелью и одеждой. Ее Величество предоставит все недостающее, и я обращусь к Уильяму Сесилу с просьбой о твоем освобождении и обеспечении средствами. Не бойся. Ты будешь свободна, моя милая, обещаю – ты, твоя сестра и ее мальчики тоже.

Я смотрю на эту женщину, пережившую ссылку и гонения за ее веру, женщину, которая вышла замуж за человека более низкого положения, чтобы получить возможность любить и жить свободно.

– Пожалуйста, помогите нам, бабушка, – тихо прошу ее. – Я пообещаю королеве что угодно, если она освободит меня и мою бедную сестру Катерину.

* * *

Оказавшись на барже Саффолк, я словно попадаю в прошлое, в котором я плавала вниз по реке с придворными в Гринвич и любовалась зелеными лугами, двигаясь вверх по реке к Ричмонду. День стоит жаркий, духота накрыла зловонный город, но находиться в самой середине потока приятно, шелковый навес подрагивает от легкого ветерка, что дует к верховьям реки с моря. Над нами кричат чайки, а все колокола Лондона отбивают время, будто празднуя мою свободу. Настрой улучшается, когда мы проплываем мимо знакомых каменных стен Тауэра и зияющей решетки водных ворот. Меня хотя бы не ведут в тюремную камеру. Да, я под надзором приемной бабушки, но направлюсь в королевский дворец на ее барже, солнце светит мне в лицо, пахнущий солью ветер раздувает волосы, и я могу увидеть куда больше, чем квадратный клочок неба.

Ближе к Гринвичу река становится шире, и передо мной заветным берегом предстает любимый дворец Тюдоров – наш любимый дворец, будто парящий на воде. Пристань переливается золотом, высокие двери открыты. Он выглядит таким роскошным, приветливым и мирным – не верится, что меня ждет домашний арест, только не в этом прекрасном доме, чьи двери ведут к пышным садам, лужайкам и фруктовым деревьям.

Елизаветы здесь нет. Она в замке Фарнем в Гилфорде, так что во дворце осталось лишь несколько слуг, которые проветривают помещения, избавляются от старого хлама и раскладывают свежие зеленые листья и травы во всех общих комнатах. Прислуга бабушки уже ждет – они выстроились перед ее покоями во дворце и кланяются, когда я захожу вместе с ней. Я почти забыла, сколько работников требуется для обслуживания комнат одной требовательной женщины. Я привыкла к тесной спаленке и единственной горничной, привыкла к маленькому окну и тишине. Бабушка ведет меня в свою личную столовую, садится на специальное возвышение и показывает, чтобы я села рядом. Нам моют руки водой из серебряного кувшина, приносят охлажденный легкий эль и блюдо с фруктами и мясом, управляющий докладывает бабушке о том, как следили за ее покоями, а также сообщает, что один из конюхов ушел без разрешения и что выросла цена на вино.

У меня нет аппетита. Слушая управляющего, Кэтрин замечает, что я не ем, и, когда он кланяется и отходит, она говорит:

– Надо поесть, дорогая.

– Я не голодна.

– Не может быть – после долгой дороги и плавания по реке, – настаивает она. – Ты же знаешь, что должна выжить и процветать. Если ты уморишь себя голодом, считай, твои враги победили.