Онлайн книга «Срубить дерево»
|
– Ты что там делаешь, мистер Стронг? С дриадой своей прощаешься? Вздрогнув, он посмотрел вниз. Крошечные Райт, Зухр и Синее Небо были почти неразличимы отсюда. – Просто смотрю на нее, мистер Райт – на верхушку то есть. В ней почти девяносто футов, можно ее скинуть всю целиком? – Рискнем, мистер Стронг. Но все остальное будешь подавать пятидесятифутовыми отрезками, пока диаметр ствола позволяет. – Ладно, приготовьтесь тогда. Вершина отдала поклон небу и поплыла вниз зеленым облаком, роняя листья, как летний дождь. Алая стайка птиц ха-ха унеслась к далекому горизонту. Дерево дрогнуло, как плечи рыдающей женщины. – Хорошо прошло, мистер Стронг. Теперь за тобой, по моей прикидке, одиннадцать пятидесятифутовых кругляков. Потом диаметр увеличится, и придется срезать два стофутовых. Если спустишь их правильно, они нам хлопот не причинят. Под конец остается около двухсот футов – последние пятьдесят придутся на улицу. Обмозгуем это, когда спустишься. Всего, стало быть, четырнадцать срезов. Успеешь сегодня? Стронг посмотрел на часы. – Сомнительно, мистер Райт. – Сделай, что успеешь, остальное отложим на завтра. Смотри только не рискуй зря. Первый пятидесятифутовик ткнулся в чернозем, покачался, опрокинулся на бок. За ним последовали второй, третий, четвертый. Не странно ли, что физическая активность так хорошо помогает рассудку. Стронгу не верилось, что всего получасом ранее он высматривал в листьях дриаду, а меньше суток назад говорил с ней. Пятый кругляк, шестой. На седьмом Стронг немного замедлил темп. Здесь, на середине бывшего дерева, диаметр ствола стал футов на тридцать больше. С такой толщиной шутки плохи: чтобы занять правильную позицию, пришлось вбить три колышка и повесить люльку на них. Это позволило Зухру и Синему Небу, сильно отставшим, распилить для лесовозов накопившиеся отрезки ствола. Колонисты, по словам Райта, утратили надежду извлечь прибыль из некачественной древесины и складывали ее подальше от лесопилки, чтобы потом сжечь. Ветер, задувший чуть раньше, затих, солнце припекало все больше, дерево кровоточило. Стронг все чаще поглядывал вниз: обагренная «кровью» площадь походила на бойню, но он соскучился по земле под ногами – она манила его даже и «окровавленная». Посматривал он и на солнце: он пробыл на дереве около двух с половиной суток и не хотел бы провести еще одну ночь на его обрубленном теле. Но последний пятидесятифутовик заставил его признать, что без ночевки все же не обойтись: солнце закатывалось за великое пшеничное море, и Стронг понимал, что с первым стофутовиком до темноты не управится. На обрубке последней ветви, где он стоял сейчас, можно было поставить двадцать палаток. Райт забросил туда лифтовый трос (сам лифт спустили вниз в середине дня) и прислал Стронгу ужин – опять нечто фирменное. Стронг нехотя ковырялся в еде: вчерашний аппетит бесследно пропал. Он так устал, что даже и не помылся, хотя воду и мыло Райт тоже прислал. Просто лежал и смотрел, как восходящие луны окутывают звезды серебряным ореолом. Она пришла на цыпочках и села рядом, глядя на него грустными синими глазами. При виде ее худобы и бледности ему захотелось плакать. Я искал тебя утром и не нашел, – сказал он. – Куда ты деваешься, когда исчезаешь? Никуда, – сказала она. Но должна же ты где-то быть. Ты не понимаешь. Да… теперь уж, наверно, и не пойму. Нет, поймешь. Завтра. Завтра будет поздно. Сегодня тоже поздно, и вчера было поздно. Поздно стало еще до того, как ты впервые поднялся на дерево. Скажи: ты из тех, кто построил эту деревню? На свой лад, – сказала она. Сколько же тебе лет? Не знаю. Ты помогала строителям? Я построила всё сама. Ну, уж это ты врешь. Я никогда не лгу. Что случилось с коренными жителями этой планеты? Они выросли. Стали из примитивных цивилизованными, начали высмеивать обычаи предков, как невежество и суеверие, завели собственные обычаи. Стали изготавливать вещи из железа и бронзы и меньше чем за сто лет нарушили природное равновесие, которое не только сохраняло им жизнь, но и придавало ей смысл. Подорвали свою жизненную силу, иными словами. Поняв, что натворили, они пришли в ужас, но ничего уже не смогли исправить. И погибли? Ты же видел их деревни. Да, видел. И читал отчет прогрессистов о пещерах, куда они отправились умирать вместе со своими детьми. А как же эта деревня? Они могли бы спасти ее, вовремя повалив свое дерево. Ты так ничего и не понял. Чтобы получить что-то, надо дать что-то взамен. Одни нарушили этот закон раньше, другие позже, но от расплаты никто не ушел. М-да, понять трудновато. Ты всё поймешь завтра. Прошлой ночью ты пыталась убить меня. Почему? Я не пыталась, ты всё делал сам. Я хотела убить тебя сегодня. Той веткой? Той веткой. Но как? Не важно. Главное, что не убила. Не смогла. Куда же ты пойдешь завтра? Что тебе за дело, куда я пойду. Мне есть дело. Уж не влюбился ли ты в меня? Очень может быть. Нет… не может. Потому что я не верю в твою реальность? А ты ведь не веришь, правда? Не знаю даже. То верю, то нет. Я такая же настоящая, как и ты, только на свой лад. Он решительно потрогал ее щеку, мягкую и холодную. Холодную, как лунный свет, мягкую, как цветок. Она заколебалась, превращаясь в светотень, в цветы, в листья, и голос ее стал таким слабым, что Стронг едва разобрал слова. Напрасно ты это сделал. Надо было поверить в меня, а ты всё испортил. Последнюю свою ночь мы проведем врозь. Значит, ты все же не настоящая, – сказал он. – И никогда не была настоящей. Нет ответа. Ты просто игра моего воображения. Но как же тогда ты могла сказать мне то, чего я не знал? Нет ответа. По-твоему, то, что я делаю – преступление, но это не так. Когда дерево представляет угрозу для общины, его убирают. Нет ответа. |