Онлайн книга «Охота на ведьму»
|
– Пожалуйста, Симон, прочитай вслух. Его голос звучал хрипло: «Любимая моя доченька! Случилось страшное. Наш сосед Клеви и мастер-врачеватель Буркхард дали показания в суде под присягой и заявили, что твоя мама покончила с собой. Клеви поклялся на Священном Писании, что сам видел, как она выпрыгнула из окна со словами: «Отступись от меня, Вельзевул!». Буркхард же сообщил, что твоя мама не раз говорила ему, мол, она больше не может бороться с демонами в своей душе. Ох, Сюзанна… Как нелегко мне писать тебе такое, но сегодня ее бренные останки выкопали из могилы и сожгли в могильнике за городскими воротами, недалеко от дома прокаженных [159]. Теперь в городе только о том и говорят, что на Маргарите два смертных греха – самоубийство и ведовство. Я уже стар, и потому мне легче сносить позор, павший на нашу семью, но вам, молодым, придется совсем худо. Многие уже отказываются покупать что-либо в нашей лавке, а Мария не решается выходить из дома. Быть может, последствия случившегося скажутся и на моем любимом зяте, Симоне, когда эта весть дойдет до Страсбурга. И все же я молюсь Господу, чтобы твой супруг поддержал тебя и даровал тебе утешение. И еще кое-что хочу сообщить тебе, доченька. Как бы ни умерла твоя мама – ведьмой она никогда не была! И Господь в безмерной благодати Своей простит ее за все, что бы она ни совершила. В этом я уверен. Люблю тебя. Твой безутешный ныне отец». Я вцепилась пальцами в край стола, в ушах у меня зашумело, воздух словно сгустился вокруг меня. Как в тумане я видела, что Симон, оцепенев, сидит напротив, а Орландо уже подхватывается из-за стола. Я повалилась набок – и очутилась в его объятиях. – Очнись, Сюзанна! – Орландо похлопал меня по щекам. Когда я открыла глаза, то увидела его милое встревоженное лицо, склонившееся надо мной. Если бы все это оказалось кошмарным сном, подумалось мне, и сейчас меня разбудил крик петуха… Но письмо, уже свернутое, все еще лежало на столе рядом с бокалом Симона. – Все в порядке, – прошептала я, высвобождаясь из объятий Орландо. Симон тем временем налил мне вина и поднес бокал к моим губам. – Сделай глоток. Ты так побледнела… Я осушила бокал, а затем сжала руку Симона. Мы молча смотрели друг на друга. – Я не понимаю… – наконец пробормотал мой муж. – Твой отец сказал, что произошел несчастный случай, твоя мама выпала из окна, когда ходила во сне. Он солгал мне? – Никто тебе не лгал, – все еще шепотом ответила я. Мой разум снова заработал в полную силу. – Брат Генрих… этот приор из монастыря в Селесте… это его рук дело. – Этот жалкий церковник? Полно тебе, Сюзанна! «Я могу молчать. – Его зловещий голос эхом раскатился в моей голове. – Но тебе придется потрудиться для этого. Прими постриг в монастыре Сюло». – Ты же сам его видел, – с трудом выдавила я. – Он хотел навредить этим мне, мне одной! Он угрожал мне этим… – Но почему? Как этот мерзавец с тобой связан? Почему он просто не оставит тебя в покое? – Не знаю! – крикнула я. И только когда вопль разнесся по комнате, из моих глаз хлынули слезы. Остаток дня я провела в спальне. Марге сказали, что мне нездоровится и потому мне нужен покой, и служанка, оставив кувшин колодезной воды у кровати, удалилась. Пребывая в каком-то сумеречном состоянии, я смотрела в потолок. Одно-единственное слово билось в моей голове, истязало, мучило меня, не отступало: «Почему?». Брат Генрих был отвратителен мне как человек – и особенно как мужчина. Но как это связано с его действиями? Почему он так настроен против меня? Почему хочет разрушить мою семью и брак? Что я такого сделала ему? В доме царила непривычная тишина, лишь иногда нарушаемая женскими голосами и мужским шепотом. Когда за окном сгустились сумерки, все мои мысли улетучились, сменившись страхом. Я боялась, что мой отец, Грегор и Мария не переживут этого позора. Боялась, что Симон бросит меня, если поверит, что наша семья обманула его и предала. Влиятельный и зажиточный негоциант – и женат на дочери самоубийцы-безбожницы, к тому же еще и ведьмы? Такого удара по репутации Симон допустить не мог. Вероятно, даже существует закон, по которому в этом случае брак может быть расторгнут. За последние часы он ни разу не заглянул ко мне, и я понимала, насколько сильно его ранило это известие. Дверь спальни тихонько скрипнула. – Ты спишь? Приподняв голову, я разглядела в полумраке Симона. Он присел ко мне на край кровати. – Прости, что я так долго не приходил. – Лучше мне сейчас оставить тебя и вернуться в Селесту, – слабо предложила я. – Нет, это худшее из всего, что ты сейчас можешь сделать. Тут ты в безопасности. – Но твоя репутация! – Во мне поднялась волна отчаяния. – Ты можешь потерять все, что тебе удалось создать. – Поверь, я уже сталкивался с дурными слухами о себе, и все обошлось. Подобные пересуды не смогут меня погубить. – Его спокойный голос, подчас так раздражавший, сейчас немного меня утешил. – Так значит, ты не боишься, что вскоре люди начнут показывать на тебя пальцем? – Мы не в Селесте, где твоей семье приходится куда хуже. К тому же кто в Страсбурге знает, что ты урожденная Миттнахт из Селесты? Чтобы по городу поползли такие слухи, кто-то должен очень постараться. – Именно! – вскинулась я. – И у него есть имя. Брат Генрих! Как ты думаешь, почему два года никого ничуть не беспокоило, что же случилось с моей матерью? Почему все это происходит именно сейчас? Ты забыл, что я выставила приора за дверь? – Дело не может быть только в этом. Я полагаю, этот человек одержим дьяволом. – В устах Симона эти слова прозвучали устрашающе. – Послушай, Сюзанна, – продолжил он, – поскольку я, как и ты, уверен, что речь идет о коварной интриге, затеянной конкретным человеком, я написал твоему отцу и сразу же отправил гонца в Селесту. В письме я обещал защиту и помощь и предложил ему с Грегором и Марией пожить в Страсбурге, пока страсти в Селесте не улягутся. – Ты правда это сделал? – растрогалась я. Меня охватило чувство глубокой благодарности. – Да. А вот твоему брату Мартину нужно самому решить, что ему делать. Мне кажется, ему стоило бы подыскать место в другом монастыре. Но у меня к тебе все-таки есть один вопрос. Почему вы не сказали мне, как умерла твоя мать? – Мы сами ничего не знали. Он кивнул, но я не могла с уверенностью сказать, верит он мне или нет. |