Онлайн книга «Сварить медведя»
|
«Милла, – успел я подумать. – Милла Клементсдоттер…» Но почти сразу очнулся – нет. Это не Милла. Эту женщину я видел совсем недавно, и куда ближе, чем в Оселе. – Она пряталась в коровнике, – сообщила Брита Кайса. – В сене. Я бы и не заметила, да скотина забеспокоилась. – В коровнике? – Думаю, подоила немного и молока попила. Похоже, она не первый день там прячется. И молчит. Клещами слово не вытянешь. Я очень медленно, чтобы не испугать, подошел к гостье. Сарафан очень старый, латаный-перелатаный, к тому же, скорее всего, перешит из каких-то тряпок. Я взял ее за руку – ледышка. – Мир тебе, – поздоровался я опять, на этот раз по-саамски. Она, как мне показалось, не слышала, но внезапно сжала мою руку с неожиданной силой. Я попытался отнять руку. Она не отпускала. В ее застывшем лице было что-то пугающее – узкий нос, необычный изгиб бровей напоминали испуганного зверька. – Я поначалу решил, что ты Милла из Оселе. – Я изо всех сил старался не повысить тон. Она молча замотала головой. – Теперь и сам вижу, что нет. Но я тебя узнал. Это ты была в церкви и спасла мне жизнь. – Я осторожно отнял руку и обнял ее. Появилось ощущение, что я обнимаю кусок льда. Только сейчас я понял, насколько она замерзла. Девушка издала какой-то мышиный писк, тело ее обмякло, дыхание стало глубже и ровнее. Она постепенно оживала. – Munlea… lea… – заикаясь, прошептала она. Неожиданно низкий и хриплый голос, словно осипший от крика. – Я знаю, кто ты, – прошептал я. – Тебя зовут Анне Маарет. Ты сестра Юсси. От нее пахло несколькими днями пути без ночлега – старым потом и болотным туманом. – Я предложила поесть – отказывается, – с упреком сказала Брита Кайса. – Теперь не откажется, – уверенно сказал я. – Ведь так, Анне Маарет? Не выпуская ее из объятий, я провел сестру Юсси к кухонному столу. Брита Кайса тут же поставила перед ней миску с теплой кашей – видно, держала на поду наготове. Девушка каким-то птичьим движением вытянула шею и несколько раз втянула носом воздух – совсем как лиса, почуявшая под снегом мышь. Неловко зажала металлическую ложку между указательным и большим пальцами, хотела зачерпнуть каши, но отвлеклась: увидела свое искаженное отражение в выпуклой полированной поверхности ложки. Каша была довольно крутая; девушка неумело разрезала ее рукояткой ложки на куски, опустила голову к тарелке и начала, как лопаткой, придвигать нарезанные комки к губам. Так может есть маленький ребенок. Или настолько замерзла, что руки не слушаются. Я покосился на жену – она, как мне показалось, была близка к обмороку. Смотрит словно завороженная, как я потираю побаливающие от звериной хватки этой крошечной девчушки пальцы. – Это сестра Юсси. Брита Кайса увидела, с какой скоростью исчезает с тарелки каша, и на глазах ее выступили слезы. – Хочешь еще? – спросила она по-саамски. – Добавку дать? Конечно, дать. Еще бы! Я нагрузил мгновенно опустевшую миску кашей, а Брита Кайса тем временем постелила для гостьи на полу – как раз там, где спал Юсси. Когда я проснулся на следующее утро, соломенная подстилка была пуста. Я прошел в кабинет и с удивлением обнаружил, что девушка сидит на полу у библиотечных полок с книгой в руках и, шевеля губами, листает страницы. Никто в доме не имел права трогать мои книги. Никто, кроме Юсси. Она посмотрела на меня так, будто я вторгся в ее владения. Она читала автобиографию епископа Сунделля – книгу, на мой взгляд, не самых высоких литературных достоинств. – Значит, Анне Маарет умеет читать? Она кивнула. – А кто ее учил? Юхани Рааттамаа? Или кто-то из миссионеров? – Мой брат. Меня научил читать мой брат. Я был поражен. – Юсси? Когда успел? – Когда приходил. Господи, конечно же… Все эти странные и долгие исчезновения Юсси, которым я не мог найти объяснения… Иногда он исчезал на месяц, иногда даже на два, но всегда возвращался. И исчезал, и возвращался неожиданно. – А как он тебя учил? – Рисовал на земле. – Рисовал буквы? А потом произносил их вслух? Она быстро и, я бы сказал, даже весело кивнула. Очевидно, осталась довольна моей понятливостью. У меня по спине побежали мурашки – так живо представил я эту картину. Девочка и мальчик идут к горному ручью, там, у журчащей воды, есть небольшая глинистая отмель. Юсси берет палочку и рисует неуклюжие буквы. «А, – говорит он. – Аааааа…» «Ааа», – повторяет она. «А-а-анн», – показывает он палочкой на следующую закорючку. «А-а-анн… Это мое имя! Анне!» – Из Юсси мог бы получиться замечательный учитель, – сказал я не столько ей, сколько самому себе. – А что делала Анне Маарет там, в горах? – Заботилась. О маме и папе. Чтобы не померли. – Но Юсси никогда о них не рассказывал. Я был уверен, что он сирота. – Они все равно померли. Этим летом. – Сожалею. Это большое горе. – Они были… пьяницы. – Она произнесла эти слова почти неслышно, шелестящим шепотом. Мне стало так ее жаль, что я с трудом подавил желание опять заключить ее в объятия. Вместо этого я грустно кивнул. – Мой отец тоже страдал этим пагубным пристрастием… Мне всегда было трудно касаться этой темы, хотя я подробно все и описал в «Голосе кричащего». Отцовское бешенство по поводу любой мелочи, его рыкающий, горловой крик… Мать месяцами выбивалась из сил во время его долгих «деловых поездок», как он это называл, – попросту исчезал из дома. А когда возвращался – бил мать. Это было самое страшное: он бил мать, а мы с Петрусом ничем не могли помочь, прятались под столом, как испуганные щенки. – Значит, Анне Маарет пришла рассказать брату о смерти родителей? – Не-а. Он уже знал… – Она опустила веки, помолчала. Потом открыла глаза и посмотрела на меня очень твердо, будто толкнула в грудь. – Я пришла за ним. – Но Юсси… Ты, может быть, не слышала? Юсси осужден за тяжелые преступления. За насилия против женщин. – Он ни в чем не виновен. – Я знаю, знаю, – поторопился я согласиться. – На суде я его защищал, но судьи меня не слушали. Вернее, слушали, но не слышали. – А где мой брат сейчас? – Юсси… Юсси отвезли в Умео на тюремной повозке. Решение суда я обжаловал, так что есть еще надежда, что его помилуют. – Помилуют? |