Книга Спасти Феникса, страница 72 – Маргарет Оуэн

– Я подежурю.

– Давай пополам. – Жасимир сел.

Она покачала головой.

– Если объявятся Олеандры, я должна как можно быстрее запустить воробьиные зубы.

Жасимир потер лицо.

– Тогда я помогу тебе не заснуть. Мы можем по очереди поспать на рассвете.

Если уж Фу устала до такой степени, что не стала возражать, значит, да, ей нужна была помощь.

– Делай как знаешь, – вздохнула она.

Ночь снова успокоилась, нарушаемая разве что тихим мычанием коров да железным перезвоном убойных колокольчиков.

У Фу вырвался один неприручаемый вопрос:

– Почему ты не ушел с Олеандрами?

Жасимир не отвечал так долго, что она решила: он уже заснул.

– У меня была наставница, – сказал он наконец. – Знаток этики управления… всего того, что я должен взвешивать, когда принимаю решения во благо королевства. Она исписала кучу свитков на тему политической власти, о правителях, которые справились, и о правителях, которые потерпели крах. Ее именем названо крыло в королевской библиотеке. Она была одной из лучших подруг моей матери, когда… когда…

Он прищурился, будто искал среди звезд ответ на вопрос, который пока не мог задать вслух.

– Она сказала ровно то, что и ты. Что люди платят мне лояльностью, кровью, монетой, потому что, если так поступит достаточное количество людей, я смогу отплатить им как король, сделав их жизнь лучше. Но… – Он покачал головой. – Она не говорила ничего по поводу Ворон. Ни о том, что без вас погибнет вся нация. Ни о том, что другие касты на вас охотятся. Труд ее жизни – это архитектура стран. Она… она обязана была знать. Однако она ни разу даже не заикнулась. – Он сглотнул. – Ведь нет же причины, почему я должен это знать, верно?

– Верно, – тихо ответила Фу. – Нет.

Он снова закрыл лицо ладонями.

– Я не знаю, что мне делать, – сказал он. – Самые влиятельные люди в королевстве даже не в состоянии сказать, что такая проблема существует.

– Они про нее знают, – заверила его Фу, всматриваясь в темноту в поисках факелов. – Иначе они бы не притворялись с такой настойчивостью, будто ее нет.

– Я не знаю, как ее решить.

И я не думаю, что мы сможем.

Глаза Фу горели.

– Ты повторяешь слова Тавина, – сказала она охрипшим голосом. – Вы не можете ее решить, во всяком случае, не повсеместно и не сразу. Но вы можете начать с того, что сдержите клятву. И сообщите и Прославленным, и Охотничьим кастам, что мы – часть Сабора.

– Ненавижу, – признался Жасимир. – Ненавижу то, что оказался наследником. Теперь уже ничто не будет просто и легко. Чаще всего я чувствую, как будто… будто выбираю, какой из пальцев отрубить сегодня. – Он посмотрел на нее и вздохнул. – И вот теперь плачусь об этом девчонке, семью которой держат в заложниках мои враги.

Фу засмеялась.

Это не был счастливый смех.

Но на сей раз и не злой.

– Ты начинаешь догонять, – устало сказала она.

Железные колокольчики тихо перезванивались на пастбище. Тонкое облачко замазало на небе свет луны. По далекой дороге проехал всадник, и они оба затаили дыхание, прислушиваясь, не раздастся ли свист кожегастов, пока топот копыт не стих.

– Прости, – сказал Жасимир. – Я подумал… я думал, я знаю, кем должен быть, чтобы заслужить корону. Но все это в итоге лишь принесло тебе боль.

Не успела Фу ответить, как в лесу на краю пастбища замерцали факелы. Они с Жасимиром умолкли и закопались поглубже в сено. Ожил воробьиный зуб.

Из-за деревьев верхом выехала женщина, сопровождаемая двумя безглазыми кожегастами. Когда она водила по сторонам факелом, льняной плащ хлопал, как дряблые руки ее спутников. Пустые глазницы кожегастов следовали за пламенем.

Взгляд женщины-Олеандра скользнул по стогу сена. Лошадь подошла чуть ближе.

«Пожалуйста, – молила Фу воробьиный зуб, мертвых богов, Завет, все, что слушало ее. Она так устала от назойливых чудовищ. – Пожалуйста, пусть она проедет мимо».

Пасшаяся поблизости коза подняла голову и заблеяла. Убойный колокольчик звякнул на ее шее. К первой козе присоединилась вторая.

Женщина помедлила, потом повернула обратно к лесу. Довольно скоро за ней последовали и тени, и кожемаги.

Фу отпустила воробьиный зуб. Глаза затуманились. Впереди ее ждало долгое-долгое дежурство. Но она будет хотя бы не одна.

– Я… обязан перед тобой еще кое за что извиниться, – сказал Жасимир, наматывая на палец соломинку. – Ты была права. Я думал, Тавин видит в тебе лишь грелку для своей постели. Я думал, что ничего иного он не захочет от… от Вороны. Но ты была важнее.

Звезды над головой продолжали расплываться в слезах. Она снова крепко зажмурилась.

– Он смотрел на тебя точно так же, как ты смотришь на дороги. – Голос Жасимира надломился. – Когда они тебя пугают, ты их за это любишь.

– Тавин сказал мне, что ты будешь хорошим королем. – Фу продолжала говорить резко и тихо. – Он верил, что этого достаточно, чтобы отдать за это жизнь. Так что, возможно, ты заслужил корону.

Жасимир попытался слабо улыбнуться.

– Не начинай любезничать со мной. Это меня пугает.

Возможно, они смогут поладить. Фу не хотела слишком надеяться, однако не хотела она иметь отношений и с многословным Соколом, что тоже не получилось.

Возможно, они сумеют добраться до Триковоя и вернуть ее родню, вернуть ее Сокола, спасти Ворон.

Возможно, им удастся изменить Сабор.

– До рассвета с тобой будет добрая Фу, – сказала она принцу. – А потом я никогда не позволю тебе забыть о том, как ты блевал на труп.

* * *

Луна висела на часе после полуночи.

– А твоя мать была такой же, как генералмейстер? – Фу наскребла вопрос из усталого тумана в голове.

Жасимир помедлил с ответом.

– Она… она была и не была. В армии их с тетей Драгой звали Когтями-близнецами не просто так, однако в частной жизни они были совсем разными. Мать лучше разбиралась в дипломатии и придворных играх. Если кто-то переходил ей дорогу, она могла уничтожить его одним махом. Большинство придворных быстро это поняли и постарались ее избегать. – Он запнулся. – Фу, я думаю… я думаю, Русана убила мою мать.

Фу выпрямилась.

– Что? Как?

– Отец использует павильоны Лебедей, когда устраивает небольшие государственные мероприятия. Как-то летом он стал ходить к Русане все чаще, потом привел ее во дворец, а потом к зимнему солнцестоянию…

Фу помнила тот день на холодную Соколиную Луну, когда все маяки в Саборе пустили черный дым.