Онлайн книга «Лучший забавный детектив»
|
– Сколько? Сколько ты хочешь?! – Все. – Бери. Все! Только принеси мне текст! Ну, вот все и прояснилось. Приоритетным является запертый в компьютере роман. Если бы гость начал торговаться или нести какую-то чушь об абсолютной невозможности связаться с братом, не исключено, что я бы прекратила всяческие разговоры на эту тему. Но Кирилл так обрадовался возможности вернуть свой текст, что я невольно растрогалась и вернула вежливое обращение: – Кирилл, вам повезло. Вы наткнулись на альтруистку. Я способна работать за идею. – То есть… вы согласны?! – не остался гость в долгу. – Вы сходите за компьютером?! – Куда ж от вас деться, – вздохнула я. – Только сначала спрошу – вы верующий человек? – Да. А что? – Крестик носите? Разжалованный МММ расстегнул рубашку и вытянул наружу оловянный крестик на черном шнурке. Трогательно. Шнурок и старенький, потертый крестик умилили почти до слез. Красавец в кашемировом пальто, с золотой заколкой на галстуке и запонках в четыре моих зарплаты – и вдруг оловянный крестик. Бывает же такое не в кино. – Вы сможете поклясться на кресте, что после означенного срока придете с повинной? – Могу. Он был готов на все, а я хотела спать спокойно и говорить своим детям с чистой совестью: ваша мама, детки, не совершила в жизни ни одного бесчестного поступка. Может быть, на первый взгляд ситуация и отдавала фарсом, но у меня и без сокрытия беглых преступников полный набор интеллигентских комплексов, главным из которых является неизживный комплекс вины. Если Кирилл Туполев через четыре месяца не придет в прокуратуру, это останется на его совести. Я не хочу ворочаться в бессонной постели, собирая в кучу грехи и размышляя: а правильно ли я поступила тогда-то и тогда-то, а нельзя ли было поступить иначе? Я бы предпочла спать спокойно, и клятва Кирилла нужна мне как таблетка снотворного. Что произойдет дальше, один Бог ведает, но я сделала все возможное. Не отказала в утешении грешнику, дала приют гонимому и вообще была на высоте. – Клянитесь. – Софья, я обещаю вам, что через четыре месяца или раньше, как только закончу дела связанные с изданием рукописи, я сам приду в милицию. – Он перекрестился и поцеловал крестик. Пафоса не чувствовали ни он, ни я. Мы были абсолютно серьезны. В этом было что-то из детства – каждый, кто хоть раз строил с приятелем «домик» из диванных подушек и одеяла, вспомнит, как звучат самые невероятные рассказы и признания в темноте и тесноте, когда голова приближена к голове, когда можно признаться во всем до самого конца, не опасаясь устыдиться пылающих щек или слезы, пущенной в ответ. Мы сидели среди ящиков, как в детском «домике», нас окружала тишина, и темнота скрывала наши лица. – Ну? Теперь вы сходите за ноутбуком? – Да. Но завтра. – Почему? Положа руку на сердце, я могла б ответить – утро вечера мудренее, – но озвучила совсем другую, практичную мысль: – Ночью не присылают медсестру из лечебницы. – Ух, ты черт! – Туполев треснул себя по лбу. – Действительно не присылают. Отлично соображаете, Софья. И почему вы с такой головой пивом торгуете? Вам бы заводом руководить… – Спасибо. – Отношения двух детей под одеялом – комплименты и признания – находились в развитии. – Кто-то из нас должен был сохранить трезвость мысли. – Кстати о трезвости, – вспомнил Кирилл и дотянулся до бутылки с водкой. – Предлагаю выпить на брудершафт. Не то мы как-то путаемся… – Я на работе, – отказалась я. – Но могу чокнуться минералкой. Наливая себе в пластмассовый стаканчик, Туполев бормотал: – Надо же как мне повезло вас встретить… – Сомнительное, на мой взгляд везение. Лучше бы он ехал сейчас в Москву, а не устраивал проверок собственной жене. – Вы и козу доить умеете… А если, – он поднял стаканчик на уровень глаз и посмотрел через него на меня, – я предложу вам уехать вместе со мной? – Предложите. – Я протянула руку со стаканчиком минеральной воды. – Сначала брудершафт. Мы переплели руки, неловко выпили и еще более неловко встретились губами на секунду. – Ты сможешь уехать со мной? – Куда? – Не важно, куда-нибудь. – Вы будете… – Стоп. Мы уже на «ты». – У меня водка была понарошку, – улыбнулась я. – Не играет роли. Пили на брудершафт. Так что там с твоим вопросом? – Я представила, как буду доить козу, пока ты пишешь свой роман. Забавно. Идиллическая картинка – отпуск на четыре месяца. – Да, – погрустнел он, – всего лишь… – Только не предлагай мне ждать тебя из заключения! – Как ты догадалась? – Мы три часа дышим одним воздухом и впитываем мысли. – Быстро. Мысли Беллы я не научился впитывать и за пять лет. А жаль. – Я буду тебе писать. Одно письмо в месяц. – Обещаешь? – Клянусь. Он привстал с ящика и потянулся ко мне. Пожалуй, это чересчур, решила я и ушла в сторону. Не удержав равновесия, он вытянулся вдоль прилавка и уткнулся головой в коробки с «Волшебной фантазией». – Черт! – Одна из коробок слетела на пол, Кирилл собрался нагнуться, но не успел. Бросил взгляд на свой дом и замер: – Софья, там свет. – Где? – В моем окне. В гостиной. Я проскользнула под его рукой, посмотрела на окна дома из красного кирпича. В одиннадцать вечера многие из них еще не погасли, в том числе и знакомые окна гостиной Туполевых были хорошо освещены. – Странно, – пробормотал Кирилл. – Милиция давно уехала. Кто там бродит? – В его голосе послышалось прежнее волнение. – Я думаю, это ваша горничная. Ее вызвали и она наводит в квартире порядок. – Софья, выходи за меня замуж. Ты самая умная женщина, после учительницы алгебры! Но ей восемьдесят четыре года. Выйдешь? – Обязательно. Только сначала отсиди. Каждому заключенному нужна жена хотя бы по переписке. Тогда сидение обретает конечную цель и благородную направленность. Нельзя отказывать в милости падшим, убогим и больным. Меня всегда умиляла сцена из «Женитьбы Бальзаминова», когда две чистые бабки с банными тазами пихали бублики в руки, протянутые сквозь решетки. У матушки Сережи Бальзаминова была специально припасена связка свежих бубликов – да не оскудеет рука дающего. Кирилл с трудом выпрямился и потер поясницу. – Полцарства за постель. – Спина болит? – Ноет, – признался он и пошутил: – Никогда не сидел столько в скрюченной позе на пивном ящике. |