Книга Кельтский крест, страница 16 – Екатерина Каблукова

Она кивнула и указала на небольшой стол, стоявший у окна:

— Садитесь.

Передо мной как по волшебству возникли горячие лепешки и кружка с молоком. Я благодарно кивнула Берте, та улыбнулась в ответ и занялась своими делами, постоянно браня нерасторопных по ее мнению служанок. Затем она присела рядом со мной, явно сгорая от любопытства:

— Какая вы худенькая, наверное, потому что долго были у пиратов?

Я неопределенно пожала плечами: действительно на фоне большинства внушительных женских форм, я со своим стандартным европейским тридцать восьмым размером казалась худышкой.

— А пираты действительно жестокие? — не отставала Берта. Я заметила, что остальные тоже прислушиваются.

— Не знаю, — сухо обронила я, — мне не с чем сравнивать.

— Бедняжка, — Берта тяжело вздохнула, ее разрывала жалость, — Наверное, тяжело оказаться вдали от дома одна-одинешенька?

— Ваш хозяин очень гостеприимен, — я решила поменять тему разговора.

— Малыш Алан? Да, он всегда был добрым мальчиком. Вы бы видели, как он защищал своего брата перед старым герцогом: кулачки стиснет, бровки нахмурит…

— А его брат? — заинтересовавшись, я даже отложила лепешку.

— Милорд герцог? — Берта вздохнула, — Он — вылитая копия своей матери. Я то приехала сюда вместе с ней. Помню, как она, бедняжка, переживала, отправляясь в незнакомый край…

— И что с ней случилось?

— Она умерла родами вместе с ребенком.

— И тогда герцог женился на матери Алана?

— С чего бы это ему жениться на ней? — фыркнула домоправительница, доставая с полки кувшин и две кружки. Интуиция мне подсказала, что там-то явно не молоко. Разлив мутную жидкость, Берта протянула мне одну из кружек, я осторожно сделала глоток, на миг горло перехватило: в кружке был самогон, настоянный на травах. Берта с удовольствием глотнула, резка выдохнула и продолжила: — Старый герцог привез ее как-то из похода, она мне сразу не понравилась: надменная такая, везде носом крутила и рассказывала, что она — женщина герцога, и это при живой то жене! Сколько слез моя девочка выплакала…

Толстуха утерла слезу со щеки и подлила себе еще:

— Ну а потом уж и детки у той родились, а у герцогини только один сын и был. Старый герцог его не очень жаловал: дескать, щупленький и маленький. Но правда была в том, что жена то ему была королем навязана, уж не знаю за какие грехи-заслуги… — речь Берты становилась все откровеннее, — Вот он все потом на жене и мальчике вымещал. За всю жизнь ему слова доброго не сказал, едва жену похоронил, отправил мальчонку к коннунгу на обучение. Я то уж здесь осталась, хозяйство вести: принцесса то наша ничего в этом не смыслила, Да и деток жалко было. Девочка, правда, в мать пошла: такая же склочная и надменная, а вот Алан придет на кухню, сядет за этим стулом да все спрашивает: как дела, да что делаем. Мы уж думали, герцог его наследником сделает, да только отказался он, сказал, что негоже впереди брата идти. Вот и пришлось герцогу старшего сына возвращать, тому уж восемнадцать аккурат стукнуло.

— И он вернулся?

— Куда там, Ему и там хорошо было! — махнула рукой Берта, и понизила голос, — Говорят, коннунг его наследником сделать хотел, только герцог наш отказался.

— Почему отказался? — история меня завораживала.

— Так там жениться надо было, на какой-то из внучек коннунга, а наш-то герцог не захотел. И с посольством сбежал аж в самый Лондариум, что за стеной…

Дверь скрипнула, и весь проем закрыла фигура Алана.

— Берта, у нас есть… — увидев меня, он слегка смутился, — Миледи?

— Добрый день! — покраснев, я поставила кружку на стол, — Я, пожалуй, пойду…

— Милорд, — Берта проворно вскочила и присела в реверансе. Алан посторонился, удивленно переводя взгляд с меня на домоправительницу и обратно. Дверь за мной закрывалась медленно, и я еще успела услышать, как Алан спрашивает что-то у Берты. Интересно, насколько аморально было мое поведение в его глазах? Распивать с прислугой, собирая при этом сплетни о хозяевах замка… Надеюсь, я не дискредитировала себя окончательно? Хотя стоило признаться, что рассказы Берты развлекли меня, и я приятно провела время.

За ужином, сидя рядом с Аланом, я уже по-другому смотрела на людей, окружавших нас.

— Нашли кого-то из знакомых? — вопрос Алана заставил меня вздрогнуть.

— Нет, вижу, ваша сестра предпочла сегодня ужинать в своих комнатах?

— Да, Агнесс любит привлечь к себе внимание, даже своим отсутствием, — Алан кинул кость собакам.

— И тот молодой рыцарь, который вчера сидел рядом с ней, где он?

— Филип? Не знаю. Наверное, уехал на Большой остров и не успел вернуться до прилива. А почему вы о нем спросили?

— Он — один из немногих, кого я знаю.

— Понимаю, — кивнул Алан, — Дес… герцог, рассказывал мне, что ему по началу было тяжело у коннунга: другой язык, незнакомые лица и обычаи.

— А вы уезжали из замка?

— Нет, отец очень хотел оставить меня при себе. Хотя все равно его любимицей была Агнесс. Он позволял ей все.

— Наверное, она очень переживала по поводу его смерти?

— Нет, не сильно. Скорее ее потрясло, когда Десмонд, оправившись от ран, вдруг запретил ей многое, что позволял отец.

— Оправившись от ран?

Алан вздохнул и начал рассказывать. Старый герцог умер на охоте, внезапно, Десмонд тогда был у коннуга. Отданный на воспитание пажом, в девять лет, к восемнадцати годам, он был уже достаточно известен и руководил личным отрядом. Самые дерзкие набеги викингов на территории Римской империи совершал именно Десмонд со своим отрядом.

— Говорят, что старый коннунг до сих пор сокрушается по поводу его отъезда, — Алан глотнул вина и продолжил, — Узнав о смерти отца, Десмонд не сильно торопился домой. Или же торопился, но не мог оставить просто так старика. Говорят, тот к нему очень прикипел. Наконец, он появился вместе с Гаретом, с которым сдружился у коннунга. Тот поначалу руководил воспитанием пажей. Чуть позже Гарет был приставлен к Десмонду как телохранитель, коим и остается до сих пор. Появление молодого герцога, почти что чужака было встречено скрытым недовольством, а назначение Гарета военачальником вместо старого бона Казаоира — ропотом. Люди поглядывали на Алана, которого последние годы считали наследником старого герцога и недвусмысленно намекали на возможность занять место брата. Вдобавок ко всему, один из пиктских вождей Уэнсиуч решил воспользоваться смутой и захватить земли. Он высадился со своими людьми на южной оконечности Лошадиного острова и, присоединив к своему отряду самых недовольных пошел на замок. На тот момент Десмонда окружала лишь горстка преданных людей, к тому же старый герцог не уделял должного внимания своим отрядам, и они находилось в весьма плачевном состоянии.