Книга Проклятие – миньон!, страница 42 – Татьяна Коростышевская

– Проведайте лорда Уолеса вместо меня, – попросила я Виклунда, который наконец оставил в покое мои плечи, – не знаю, сколько времени займет поручение лорда Мармадюка.

– Конечно, мы навестим Патрика и передадим ему от тебя привет, даже если он его не услышит.

– Пропуск! Без пропуска вам не пройти оцепление госпиталия! Погоди, у меня осталась пластинка Ван Харта, я не отдал ее в суматохе.

Я похлопала себя по боку. Пропуск был в камзоле, камзол – в покоях шута. Я стояла в коридоре лишь в сорочке.

– Подождите, я сейчас принесу.

– Не утруждайся, – остановил мой порыв Станислас, – лорд ван Харт, не драчливый Адэр, а Гэбриел, снабдил нас с лордом Оливером именными пропусками.

Менестрель продемонстрировал пластину на витом шнуре, болтающуюся у него на груди:

– Выгодно иметь в друзьях сына канцлера.

Видимо, мое лицо что-то такое выразило, потому что Станислас быстро проговорил:

– Не так выгодно, разумеется, как лучшего друга – любимого королевского миньона.

Он тренькнул меня по уху, по королевскому адаманту. Но даже это не прибавило веселья.

– Кстати, – бодро сообщил Оливер, – белое крыло тоже нами проведано. Ван Сол провел занятие по твоим заветам.

Я еще и заветы успела оставить? Ай да Шерези! Хотя тут, если честно, сплоховал наш граф, сегодня ни разу о своих подчиненных не подумал. Если бы ему не повезло с помощником Дэни ван Солом, белое крыло миньонов весь день бездельничало бы.

Менестрель оживленно предложил:

– А давай объединим усилия, граф. Я послушал, что твои парни извлекают из музыкальных инструментов…

– Позорище?

– Ну, я бы так не назвал…

– Мне приходилось слышать такие звуки во время гона диких тиририйских котов, – пресек на корню дипломатию друга Виклунд, – значит, музыку тебе обеспечат синие, а красные…

– Не нужно никого осаждать, – притворно ужаснулась я.

– Вот теперь я узнаю нашего Цветочка, – Оливер щелкнул по королевскому адаманту, – Дэни блеял что-то о каких-то помостах.

– Ну да, у нас там такая круглая штука на козлах. Ну ты должен был видеть такие конструкции, помнишь, когда мы только приехали в столицу, на площади танцевали акробаты… – Я жестикулировала, демонстрируя повороты и наклоны.

– Не помню, – прервал меня Виклунд, – но это и неважно. Черные Гэбриела нарисовали там какую-то не цветную картинку, обозвали ее чертеж и показали ван Солу. Тот пришел в восторг и выбил из лорда-казначея каких-то денег заплатить столярам. Но штука получится тяжелой, поэтому красные тебе ее поворочают «так и вот эдак».

Оливер передразнил мои наклоны и повороты. Огромный горец был забавен, я хихикнула, а затем серьезно сказала:

– Спасибо, друзья, – и поклонилась по-мужски, сложив руки перед грудью, – не знаю, смогу ли когда-нибудь отплатить за вашу помощь.

– Вина не предлагать. – Станислас изобразил ужас.

– Знаешь, Шерези, может, ты этого не понимаешь, но без тебя нас с доремарцем здесь бы не было.

С этим я могла поспорить. И без меня, вертлявого болтуна, все бы у них получилось. Станислас – великий музыкант, его талант рано или поздно был бы отмечен королевой, Оливер – воин и стратег. Вон как быстро и четко он организовал ночную осаду, а затем – помощь белому крылу, да и лорд-коннетабль положил на него глаз еще на стадии первого отбора. А Патрик – самый умный. И если бы не ужасное происшествие, он доказал бы это всем.

Но спорить я не стала, не хватало еще умильные слезы пускать, просто еще раз поклонилась, отведя глаза в сторону. Кстати, за «часик» даже талантливый Виклунд все это провернуть не успел бы, значит, спала я довольно долго.

Когда я вернулась в покои лорда-шута, он поднял голову от бумаг.

– Ну-ка, скажи что-нибудь.

– Что угодно услышать моему лорду?

– Уж точно не причину, почему глаза забияки Шерези опять на мокром месте.

– Тогда что?

– Покрутись на месте, – скомандовал Мармадюк, – теперь замри и сдуй со лба челку.

Я послушно крутилась и дула.

– Волшебно, – наконец сказал его лордейшество, – Аврора предупреждала меня, что колдовство фей заставляет всех не сомневаться, что перед ними мужчина. Ты понимаешь, Басти? Тебе достаточно снять пояс, чтоб остаться неузнанной!

– Лорд Доре заметил мое сходство с шерезийской девушкой, – возразила я.

– Может, искусство обостряет восприятие, – отмахнулся шут, – а тем временем, любезный Цветочек, скоро полночь, а значит, самое время нам с тобой отправиться на прогулку.

Он вскочил со своего места, оббежал стол:

– Раздевайся! Платье, куда ты его сунул?

Я наклонилась к обломкам ширмы и потянула лиловый подол:

– Пощадите мою скромность, мой лорд.

– Мне уйти?

– Желаете, чтоб я переоблачался в коридоре при стражниках, или в крошечной комнате уединения? Кстати, кому принадлежит этот наряд?

Я потянула сорочку и расстегнула пояс, это разоблачение моя скромность вполне могла перенести.

– Замри!

Я, не ожидая указаний, повторила пантомиму с поворотами и сдуваниями.

– Королеве, – Мармадюк смотрел внимательно, но, как мне казалось, без вожделения, – она тоньше тебя, но платье должно подойти. Наше с тобой, милая, величество обожает переодевания и маскарады, а также тайные вылазки, поэтому часть своего безразмерного гардероба хранит здесь. Кажется, это платье невозможно носить без белья…

Я покраснела, о белье я как раз и не подумала. Я, честно говоря, вообще не собиралась лишаться штанов, широкие оборки юбки скрыли бы их.

– Знаешь, милая, – решил Мармадюк, – твою скромность мы щадить не будем. Без меня ты попросту не справишься.

Он порылся в дальнем сундуке:

– Чулки, нижняя сорочка, туфли. Не морщись, ее величество ни разу этого не надевала. А даже если и надевала, для тебя должно быть честью…

– Отвернитесь, – устало сказала я и стала возиться с завязками штанов.

Шут подошел к окну, я быстро разделась, надела нижнюю дамскую сорочку, вырез которой заканчивался точнехонько у сосков, натянула платье и только после этого сложила миньонское облачение.

Мармадюк тут же обернулся, я с опозданием поняла, что он наблюдал за мной в отражении оконных стекол.

– Это что? – с ужасом он указал на пумекс, венчавший аккуратную стопку одежды.

– Графское достоинство, – ответила я со вздохом, замечая, что вырез платья лишь немногим уступал сорочке в откровенности, что жесткий лиф приподнял мое личное, а не графское достоинство, образовав из этого достоинства ложбинку.