Книга Утоли моя печали, страница 4 – Юлия Вознесенская

Теперь, приходя на свиданья, они перестали ему напоминать о необходимости тренироваться каждый день, и Роман уже не упражнялся часами, а просто приходил играть в зал по вечерам в поисках одиночества и играл что-нибудь не слишком сложное по технике, с чем еще справлялись его отекшие от химиотерапии руки. Приходил он сюда и в те выходные и праздничные дни, когда никто из родителей не собирался к нему приезжать: они посещали его все реже, ссылаясь на занятость, концерты и гастроли. Он не винил их, он их понимал: они измучились и устали от его болезни и своего горя. Их, людей известных, всегда успешных и во всем благополучных, внезапно свалившаяся беда почему-то унижала и оскорбляла, а потому они старались жить как жили прежде, до беды, делая вид, что ничего особенного не случилось: она такая же больная, как и он, и, может была тоже обреченная.

— Я почти каждый вечер прихожу сюда и слушаю, как вы играете.

А вот это было уже что-то совсем неожиданное.

— Так почему же вы не заходите в зал, если вам нравится музыка? — Роман уже разглядел, что девочка, похоже, его ровесница, тс есть почти девушка, а потому перешел на «вы», поскольку был юноша воспитанный.

— Я стесняюсь, — пояснила девушка.

— Ну так больше не стесняйтесь! — улыбнулся он ласково. — Просто проходите в зал, садитесь и слушайте.

— Тогда можно я постою около рояля? Мне кажется, тут как-то больше музыки.

— Наверное, больше, — согласился Роман, снова улыбнувшись. Девушка встала рядом и облокотилась на крышку рояля.

— Так какая же музыка вам все-таки нравится? — спросил он. — Есть у вас какая-нибудь любимая вещь?

— Есть. Колыбельная Умки.

— Что, простите?

— Да колыбельная же, которую мама-медведица поет Умке! Вы что, не знаете?

Роман не знал.

— Ну песенка из мультфильма «Умка»!

— А вы можете ее спеть?

— Могу, конечно! — И она запела без всякого стеснения:

Ложкой снег мешая,

Ночь идет большая,

Что же ты, глупышка, не спишь?

Спят твои соседи —

Белые медведи,

Спи скорей и ты, малыш.

Голосок у нее был слабый, но верный, и Роман принялся тихонько ей аккомпанировать. Услышав аккомпанемент, она заулыбалась, голос окреп, и она допела до конца:

Мы плывем на льдине, Как на бригантине, По седым, суровым морям. И всю ночь соседи, Звездные медведи, Светят дальним кораблям.

— А славная песня, — удивленно сказал Роман и пропел:

Мы плывем на льдине, Как на бригантине, По седым, суровым морям…

Дальше он не запомнил. Она захлопала в ладоши:

— А говорили, что не знаете! Вы и поет, так же хорошо, как играете.

— Ну что вы, гораздо хуже! — засмеялся Роман.

— Совсем, совсем наоборот — гораздо лучше! — горячо возразила девушка. Ко нечно, она сказала глупость, но Роману было приятно.

— А что же мы с вами разговариваем, песенки вместе поем, а познакомиться до сих пор не догадались? Меня зовут Роман Осин, а вас?

— Юля Качуркина. А у вас какой рак? Вот этого вопроса в лоб Роман уж никак не ожидал, это было не принято между больными постарше, но все-таки он ответил:

— У меня саркома Юинга.

— У нас в палате у двух девочек тоже саркома Юинга. А у меня редкая опухоль — астробластома. Слыхали про такое?

— Нет, не слыхал.

— Вот видите! — сказала Юля как будто даже с некоторой гордостью. — Это такая опухоль в голове.

— Вот как… Печально… А название даже красивое: «астра» — это ведь значит «звезда».

— Черная звезда в голове, — вздохнула Оля — Подходящее название — от нее меня часто темнеет в глазах. Мне, наверное, будут делать операцию, а потом облучать. Но сначала надо уменьшить опухоль лекарствами чтобы она стала операбельной. А вам будут делать операцию?

— Мне уже сделали. Поэтому я так плохо играю.

— Вы — плохо играете?! — Юля засмеялась. — Я еще в жизни никогда не слышала, чтобы обыкновенный живой человек так замечательно играл! По радио хорошо играют, но ведь это не то… У нас в классе некоторые девочки занимаются в музыкальной школе, но вы играете гораздо лучше, честное слово! Жаль только, что я ничего не понимаю в музыке. Но можно я всегда буду приходить и слушать? Я буду тихо сидеть, не стану мешать.

— Конечно, приходите. А хотите, я вам буду не просто играть, но и рассказывать о музыке?

— Да нет, зачем это мне?.. Ой, нет! Хочу, конечно, хочу! Пусть будет музыка с рассказами о ней! — И закончила совершенно неожиданно: — А то я по вечерам все время одна.

— Договорились. Приходите завтра вечером снова.

— Завтра воскресенье…

— Ну и что? Или к вам кто-то придет вечером?

— Нет, ко мне и днем почти никогда не приходят… Просто я подумала, что завтра не будет обхода и процедур, и мы могли бы днем погулять в саду, и вы бы мне что-нибудь про музыку рассказали… А вечером я бы пришла сюда слушать, как вы играете.

— Прекрасно, вот так мы и сделаем! Отправимся на прогулку сразу после завтрака Хорошо?

— Хорошо. А вы на каком этаже лежите?

— На втором. Двенадцатая палата.

— А я на третьем, в двадцать четвертой, Жалко, что мы не на одном этаже, а то бы ходили в одну столовую. И телевизор тоже могли бы вместе смотреть…

— Да, жаль, — сказал Роман, телевизора не любивший. — Так я буду вас ждать в вестибюле сразу после завтрака.

— Я обязательно приду!

* * *

— Прохладно сегодня! — заметил Роман, когда они вышли на крыльцо.

— Это с утра! Потом разогреет! — быстро сказала Юля. На ней был болоньевый плащик защитного цвета, из-под него торчал больничный халат, а из-под халата — синие спортивные брюки; на голову до самых бровей была натянута красная вязаная шапочка, заканчивающаяся острым уголком с кисточкой; сбоку резинка шапочки была собрана на большую английскую булавку — для красоты, что ли? На ногах у Юли были толстые вязаные носки и все те же больничные тапочки, номера на три больше, чем надо. Сам Роман был одет куда основательней: американские джинсы, кожаная итальянская куртка, под ней толстый шотландский свитер, добротные английские уличные ботинки — все привезено с гастролей.

— Но вообще-то нам холод полезен! — сказала Юля, заметив, что он с сомнением оглядывает ее наряд. Роман улыбнулся: среди больных ходила такая легенда, будто холод останавливает рак, он о ней слышал. Именно на нее он и ссылался, уговаривая соседей по палате не закрывать на ночь хотя бы форточку: самого его родители с детства приучили спать с приоткрытым окном при любой погоде.