Онлайн книга «Жила-была старушка в зеленых башмаках…»
|
— А за это сколько платят? — Сто пятьдесят рублей за час, я слыхала. — Получается, что за день одинокая старушка может почти тысячу рублей заработать? — Получается, так. Посидишь в выходные с детьми — и вот тебе приработок к пенсии. — Да нет, Лика! А как же старушки, которые в метро с протянутой рукой стоят? — Не знаю, Маруся. Я думаю, это такой бизнес. — У старух — бизнес? — Думаю, не их бизнес. Это бизнес тех, кто их в метро расставляет и просить заставляет. — А… Ну вот видишь — все-таки получается, что трудно стало нам жить, пенсионерам! Особенно одиноким, которых могут какие-то бандюги заставить с протянутой рукой стоять. — Я одинокая пенсионерка. Конечно, не считая подруг и собаки. Но я же не стою с протянутой рукой! Я даже и бэбиситером не работаю и собак не выгуливаю — тоже, кстати, работа. — А за это сколько платят? — Я платила шестьсот рублей в месяц, но это с меня по знакомству так мало брали. — Лика улыбнулась, вспомнив своего «собачьего няня» Иннокентия, чья тяжелая судьба вдруг так счастливо остановилась в своем скольжении в пропасть, развернулась и покатилась обратно на горку — и не без ее, между прочим, участия! Но, устыдившись этой последней мыслишки, Лика вслух ничего не сказала. — Нет, собак прогуливать — это не работа! — отмахнулась Маруся. — Но я бы и с детьми сидеть уже не смогла… Следить за ними, стирать, кормить… И тяжело, и ответственность какая! — А разве твоих внуков в этом году тебе не привезут на каникулы? — Привезут, конечно. Так ведь это свои! — Маруся, бабушка в семье все те же обязанности няни выполняет — охотно и за бесплатно! И зато она не считает свою мизерную пенсию и не думает, как ей концы с концами свести. Так вот все в семье, как в природе, взаимосвязано. — А почему ж не все старики в семьях живут? — А потому, что либо у них нет ее, семьи, либо они в семье не уживаются. Отвыкли, пока жили налегке, для себя. Либо беда, либо вина. — А тут вот ты права! Сестрица моя Ирина все аборты делала, чтобы дети им с мужем не мешали жить в свое удовольствие. А как муж умер, да осталась она одна жить на свою пенсию, так и загоревала… — Денег не хватает? — Денег у нее как раз хватает. Она свою квартиру завещала одной будто бы благотворительной организации: они ей доплачивают как бы вторую пенсию, а после ее смерти квартира им отойдет. — Так чего ж она боится? — Два у нее страха Во-первых, боится, чтобы не поторопили эти благодетели ее смерть. — Такое бывает, говорят. — Бывает… А второй ее страх — дети убитые по ночам к ней приходят. — Ужас какой! Они что, проклинают ее? — Хуже, Ликуня, в тысячу раз хуже! Они ее жалеют. Плачут и говорят: «Бедная ты наша мамочка! Вот если бы ты нас не убила, жила бы сейчас с нами, мы бы о тебе заботились…» Маруся села на грядку и заплакала. — Не надо, Марусенька, не плачь! — Так ведь жалко же! — Кого? Деток, убитых нерожденными, или сестру? — Всех! Я уж ее, несчастную, успокаиваю как умею, говорю ей: «Дети тоже всякие бывают! И при живых детях старики нищенствуют!». А сама думаю: как воспитаешь — так и поживешь в старости, сколько отдашь — столько и получишь. Мы растим детей и внуков и не думаем про это, а потом глядь — жизнь-то уже баланс подводит! Бедная моя Иришка! — Полно, полно, Марусенька. Господь милостив: может, тем, кто при коммунистическом режиме родился, вырос и жил, по грехам какое-то снисхождение будет… Это ж большевики делали все, чтобы уничтожить семью. — Все на большевиков ведь не спишешь, подружка! Большевики долго семью разрушали, и все это не удавалось. — Маруся успокоилась и вытерла слезы фартуком. — Ты вспомни, Ликуня, как жили ленинградцы после войны! В коммуналках, без горячей воды, без ванн, по пять-семь человек в комнате, а для тетушки или бабушки хоть уголок за шкафом, но находился. В старческих домах действительно только сирые старики жили. А сейчас при живых детях порой живут! — Случается. — А ты вот жалеешь теперь, что не вышла замуж, Лика? — Как тебе сказать, Маруся… Раньше я хотела выйти замуж, да все как-то не складывалось. За мной все поэты, художники да музыканты ухаживали, а они народ ненадежный. Ну и все казалось, что я еще молода и хороша собой, что настоящее мое счастье — впереди. А впереди-то оказалась одна только старость. И если бы не подружки мои, то одинокая старость. — А старичка какого-нибудь подходящего не пробовала найти? — Где ж его найдешь — подходящего. — Так по объявлению! Ты же в Интернет выходишь, а там много всяких объявлений. — Фу, стыд какой — жениха по объявлению искать на старости лет! Да меня подружки засмеют! Браки совершаются на небесах, а не в Интернете! А ты что, Марусь, тоже в Интернет заглядываешь? — Да Господь с тобой! С меня телевизора и видика во как хватает: чуть голова не в порядке — кнопки путаются, и такая нервотрепка начинается! Это ты в Интернете как у себя дома. — Это же мой хлеб, Маруся. — Ну да, ты стишками зарабатываешь. А что бы тебе в перерыве между стишками женишка приискать по душе? Нашла бы себе друга, а там, глядишь, что-нибудь бы и сложилось… — Есть у меня друг в Интернете, Маруся. На сайте куртуазной поэзии. — Это что — «куртуазная» поэзия? — Утонченная, изысканная. — Не для всех, значит? — Вроде того. Мы стихами обмениваемся с моим другом виртуальным. — Это фамилия у него — Виртуальный? Несерьезная какая-то фамилия, ты смотри там, осторожней… — Нет, Маруся, «виртуальный друг» — это такой не совсем настоящий друг, который существует только в Интернете, в виртуальном пространстве. — Так его что, на самом деле и нет, что ли? — Нет, он есть, конечно, но в жизни он наверняка совсем другой. Как и я. — И какая же ты там, в пространстве этом верти?.. — Виртуальном. Ну, я-то уж точно не такая, как на самом деле. Меня там зовут Орхидея Нежная, я там вся такая таинственная, загадочная, изысканная. — А он какой? — Тоже достаточно изысканный и в меру загадочный. Мы с ним пишем друг другу длинные письма, иногда в стихах. Стихи у него хорошие. Особенно те, которые он мне посвящает. — О, у вас уже и до стихов дошло! А познакомиться в жизни слабо? — Слабо, Марусенька. Жизнь — она, знаешь ли, обязывает. Да и разочароваться друг в друге не хочется. |