Книга Точка бифуркации, страница 40 – Николай Пономарев

Математика – это вызов для меня. Когда находишь правильный ответ трудной задачи, испытываешь радость. Наверное, здесь тоже замешан окситоцин, и это не даёт мне особенной силы, в отличие от твоих умений. Ни от кого из одноклассников я не отличаюсь ни быстротой ума, ни памятью, ни вниманием. Всё же мой вызов обыкновеннее, чем те вызовы, на которые пришлось отвечать тебе. И умения в математике – это не твоя удивительная способность читать в темноте пальцами речь с губ.

Потом я немного рассказал о красоте множества Мандельброта, фракталах и кривой Коха. Обычно представляют, что бесконечная линия такая, что возникает из-за горизонта и за ним теряется. Но кривая Коха похожа на дорогу до Чукалы. Всего десять сантиметров по карте, а петляет так, что кажется, никогда не приедешь. Так и кривая Коха, замкнутая, но бесконечная. Независимо от того, откуда мы выезжаем, до конца доехать невозможно. Можно гнать, если ты холерик, или притормаживать, сверяясь с навигатором, если ты меланхолик. Бесполезно. Это путь навсегда.

Я знаю ещё многое в математике и когда-нибудь расскажу тебе об этом. Но ни алгебра, ни тригонометрия не объясняют простого факта, что при встрече с тобой, Марина, моё сердце начинает биться, будто я пробежал марафон. Когда я вижу, как ты быстрым шагом подходишь ко мне, я начинаю улыбаться. Здесь другое.

– А семнадцать? – спросила Марина, когда я уходил.

– Что? – не понял я.

– В этом числе есть магия? У меня день рождения семнадцатого сентября.

– Не могу сказать точно, – признался я. – Думаю, что есть в любом.

Семнадцать равно сумме цифр его куба, это я у математика уточнил. Вполне магическое число.

Апрель заканчивался солнечно и ветрено. Потянулась к солнцу ранняя трава. Мама привезла с дачи пакет листьев крапивы, мальвы, любистока. Взялась сварить весенние щи, но с любистоком перебрала, грубоватый у него запах и вкус.

– Ешь, ешь, – ехидно приговаривала мама, – любим-трава же, тебе полезно.

Тоже мне знахарка-дилетант, мне и без её травок прекрасно.

Всё хорошо было в апреле у Валерки. Он всё-таки взялся за анализ сновидений, прервал молчание и рассказал о нескольких. Правда, в них фигурировали еда и кот Генрих, но Валерка убеждал, что это важные символы. Чего, я, правда, позабыл.

Замечательно заканчивался апрель у Вжик. Семья определилась с летним отдыхом, и Вжик предвкушала Барселону и Милан. Поэтому наш город на несколько дней показался ей милым и симпатичным. Звала гулять по набережной, но я не пошёл.

Даже у Варвары всё было как нельзя лучше. Каждую перемену она бежала в химбиокласс и два раза попросила, чтобы я перенёс её сумку с учебниками в следующий кабинет, а сама усвистела посреди урока.

Только Мурзя последнюю неделю апреля ходила в грусти. Не знаю почему, может, с матерью дома проблемы. Ложилась на парту позади меня, прикрывалась учебником и моей спиной и отлёживалась. На вопросы отвечала, что просто взгрустнулось.

На майские праздники Марина, само собой, уезжала. В этом году выпало целых четыре дня подряд. Это же сколько можно отдыхать! Мало январских каникул, долгого двадцать третьего февраля и весенних каникул, так ещё очередная напасть. В субботу отучились за понедельник, и снова в школу только в четверг. Эх!

Конечно, переживал я не из-за школы, а из-за Марины. Я провожал её на автовокзале. С рюкзаком и тяжёлой сумкой. Мне вес показался значительным, не знаю, какие там подарки, но, если Марина каждый раз столько возила, это возмутительно. Бабушка наверняка могла бы прожить и без половины этого груза.

Сказал об этом.

– Обычно сумка легче, – успокаивала меня Марина.

Не знаю, кажется, девочкам вообще не нужно носить ничего тяжелее рюкзака с тремя учебниками. Пусть с пятью. Для остального есть родители или мальчики.

Мы стояли на пятой платформе. Подошёл Volvo, большой, удобный, и увёз Марину. Вот и всё. Впрочем, я ещё перелез оградку платформы, помахать на прощание. Пусть меня погнал оттуда охранник, ерунда.

По дороге домой позвонил всем. Валерка проделывал эксперименты со сновидениями, на праздники собирался спать, записывать и по новой. Мурзя не отвечала. Надо было съездить проведать. Но тут ответила Вжик и согласилась проводить апрель вместе.

– Тим, скажи, гормоны – они на всех действуют? – спросила Вжик, ковыряя пирожное.

– На всех, – машинально ответил я. – Вообще, тебе лучше у Валерки спросить, он прочтёт лекцию.

– Ну его, – сказала Вжик, – он зануда.

Я пожал плечами. В кафе звучала ненавязчивая мелодия. За окном шумел город. Мне было хорошо и спокойно. Я так осенью с Вжик сидел. Наверное, ненадолго вернулся в детство.

– Но это ужасно! – Вжик отложила ложечку. – Вы все как с ума посходили!

– Кто все? – на ум пришла только Варвара. И я, разумеется.

Вжик рассказала, что этой весной полкласса, на её вкус, попятило. Я – первый, но ещё Варвара (Вжик впервые не назвала её Сфинксом), те, что сидят на первой парте, оказывается, не просто так сидят, а ещё пять одноклассниц начали встречаться с парнями, и у двоих одноклассников появились девушки.

– Нет, я никогда такой дурочкой не буду! – подытожила рассказ Вжик и вновь взялась за ложечку.

Я кивнул.

– Вот скажи, – Вжик отодвинула пирожное, – откуда эти гормоны берутся?

– Гипофиз, надпочечники, – без энтузиазма начал перечислять я. – Может, тебе проще прогуглиться?

– А они в классе как-то передаваться могут? От одного другому.

– Воздушно-капельно? – уточнил я.

– Дурак, – вздохнула Вжик. – Вот даже Мурзя потому что.

– Что Мурзя?

– Она тоже, – заговорщицки понизила голос Вжик. – Прислала мне сообщение дурацкое. Со стишками. Представляешь? – полистала историю сообщений в своём смартфоне. – Нет. Удалила уже. Я ей пишу: «Что это?» А она отвечает: «Прости-прости, у меня лапки, я ошиблась».

– Вжик, – сказал я, – что в этом странного? Мурзя и мне такие шлёт иногда. По ошибке. Последний раз были строчки из Фета.

– Видишь, – сказала Вжик назидательно, – и у неё тоже. Вы, когда у вас вот это вот начинается, – тут Вжик изобразила третьестепенного героя из зомби-апокалипсиса, – вы сразу стихи друг другу читаете. Что с Мурзей делать?

– Я бы порадовался за неё.

– Порадовался бы он, – буркнула Вжик и в третий раз взялась за поедание пирожного. – Всё-таки вы дураки! – При этих словах Вжик взмахнула ложечкой, и во все стороны полетели кусочки крема. – Я уж точно никогда такой не буду.

Я очередной раз кивнул и подумал, что это, наверное, выглядит не очень интересно, если наблюдать со стороны Вжик, но очень здорово, когда это в тебе. Гормоны доберутся и до Вжик. Потом. Может, и воздушно-капельно.

– Но это ничем хорошим не кончится! – заявила Вжик, когда мы расходились.