Книга Стамбул Стамбул, страница 14 – Бурхан Сёнмез

Потом замолчал и уставился на собутыльников, желая убедиться, что они его слушают. Издалека послышался собачий лай. Одноглазый продолжил читать стихи:

– И все?

– Про женщину там разве было?

– А про звезды?

– Да что вы понимаете в поэзии!

Собачий лай стал громче, и все посмотрели в ту сторону, откуда он приближался. Среди развалин крепостной стены показалось несколько собак. Одна из них, белая, держалась позади. При свете полной луны тени животных сплетались друг с другом. Подойдя поближе, собаки стали тыкаться носами в руки пьянчужек, обнюхивать все вокруг и вскоре нашли кости, которые бездомные для них оставили. Белая собака ждала поодаль.

Одноглазый не обратил на собак внимания. Он приложился к бутылке, потом встал.

– Пойду отолью, а после еще вам стихи почитаю.

Никто ему не ответил.

Я тоже отхлебнул вина, встал и пошел за одноглазым. Крепостная стена, осиянная лунным светом, уходила вдаль, казалась бесконечной. В этой части города ничего не было, кроме стены, звезд и костра. Небо становилось все шире. Один из пьянчуг высоким, резким голосом затянул песню:

Подойдя к нише в стене, одноглазый остановился, покачиваясь и пытаясь расстегнуть ширинку. Я подскочил к нему, толкнул в нишу и зажал рот. Выхватил свой стальной нож, взмахнул им в воздухе и приставил к горлу одноглазого. Тот не мог понять, что происходит. Вылезший из орбит глаз блестел в лунном свете. Выражение лица было скорее изумленным, чем испуганным. Наяву это с ним стряслось или во сне? Он силился вспомнить, кто я, потом – где мы находимся и, наконец, кто такой он сам. Если бы издалека не доносилась песня, он мог бы подумать, что давно умер, а теперь вдруг очнулся на кладбище. Он и так был невелик ростом, а тут, придавленный моим весом и прижатый к стене, совсем съежился. Я еще раз взмахнул ножом:

– Не вздумай кричать! Я хочу кое-что спросить у тебя.

Я немного отодвинулся от одноглазого, разжал руку, которой держал его за горло, а нож поднял повыше, к его глазу.

– Пожалуйста, не убивай меня, я отдам тебе, что наворовал! – прошептал он. Пахло от него вином и чем-то затхлым. Я слышал, как бьется его сердце.

– Я хочу у тебя кое-что спросить. Ты должен сказать мне правду.

Он кивнул:

– Клянусь, не солгу!

Я не спросил его, почему он все еще цепляется за жизнь, почему не вырыл себе в какой-нибудь мусорной куче могилу и не сгинул в ней со своим единственным глазом и затхлым запахом. Вместо этого я проговорил:

– От кого ты услышал стихи, которые недавно прочел?

Его глаз блеснул и погас.

– Я сделал что-то, чего не должен был делать? – спросил он, запинаясь.

– Ты не должен был рождаться на свет. Отвечай: от кого услышал стихи?

Этот простой вопрос требовал простого ответа, но из-за маячившего перед единственным глазом острия мысли его совсем смешались.

– Это стихи учителя, который преподавал нам в начальной школе, – пробормотал он.

Вот и вся тайна его жизни. Он сказал все, что мне нужно было знать.

– Где ты учился, в деревне Карапынар?

Лицо одноглазого просветлело:

– Да, я из Карапынара. Наш учитель приехал из Стамбула…

Я не позволил ему договорить. Схватил за горло и прижал к стене:

– Не говори о нем ни слова, не оскверняй его имя своим поганым ртом! Не об учителе говори, а о своей деревне.

Одноглазый прикоснулся слабыми пальцами к моему запястью и умоляюще посмотрел на меня. Что за беда с ним приключилась, что он сделал не так? На лбу выступил пот, из угла рта стекала струйка слюны. Он уже почти не мог дышать, когда я ослабил хватку и отпустил его шею. И сам заговорил вместо него:

– До деревни вашей надо добираться трудной дорогой через горы, над которыми всегда висят облака. Деревья у вас не растут, вы разводите скот. Дома строите из черного камня. Называется деревня Карапынар ^[14], но источника там нет, воду вы берете из колодцев.

Я схватил одноглазого за подбородок, задрал его голову вверх и продолжал говорить, глядя ему в лицо:

– Стены ваших домов заслуживают доверия куда больше, чем вы. Каменная стена – что при свете дня, что в темноте – одна и та же и стоит на своем месте не меньше ста лет. Вы же днем улыбаетесь человеку в лицо, а ночью вешаете ему на дверь отрубленную куриную ногу. Своих изъянов вы не видите, просить прощения не умеете. Насилуете родственниц, а потом их убиваете, чтобы на семью не лег позор. Имя Аллаха не сходит с ваших уст. Вы отлично умеете плакать и причитать. Слушая похоронные плачи, пытаетесь представить себе былые времена. Пусть хоть весь мир сгорит – вам и дела нет, лишь бы ваш дом устоял. Вы убеждены, что все зло приходит извне. Источник зла – соседи или явившиеся в деревню чужаки. А что в вашем собственном сердце свилась клубком змея, не замечаете.

– Правду ты говоришь, – произнес одноглазый безжизненным голосом. – Смотри, что они со мной сделали. Выбили мне глаз и выгнали из деревни.

– Молчи, я не хочу ничего о тебе знать. У тебя своей истории нет, история у вас общая, и ты – лишь ее часть.

Одноглазый пошарил рукой под лохмотьями и достал из потайного кармана деньги:

– Возьми! Я каждый день буду приносить тебе еще!

Я взмахнул ножом, из протянутой руки брызнула кровь, деньги упали на землю. Одноглазый тихонько ахнул и отдернул руку.

– Вы трусливы, хитры, а когда выпадает случай – жестоки. И учителя своего сжили со свету. Рано утром, когда вы еще спали, он вставал, разжигал огонь в печи, чтобы согреть единственный класс школы. Чертил мелом рисунки на доске. Рассказывал вам о горах, непохожих на ваши, и о зверях, о которых вы никогда не слышали. Но вам было плевать, круглая Земля или плоская, океаны занимают на ней больше места или суша. А он собирал вас по вечерам на школьном дворе, показывал Млечный Путь, Полярную звезду. Когда же вы расходились по домам, оставив улицы собакам, он в своей маленькой комнатке при тусклом свете писал стихи, которые позже вам прочитает, – и не замечал черных теней, скользящих под его окном. Понадобилось время, чтобы он понял, что вы за люди, какую жизнь ведете за своими крепко-накрепко запертыми дверями. Каждый дом, каждый человек – темная пещера. Ему пришлось в этом убедиться. И потому его последние стихи полны разочарования. Деревня ваша называется Карапынар, но это ложь, источника в ней нет – и ваш внешний облик столь же лжив. Учитель не смог вынести этой лжи.