Книга Мост над бездной, страница 18 – Гарри Тертлдав

Когда от мороза его пробила дрожь, а зубы застучали, он стряхнул мечтательность и пошел к храму. Внутри было светло. Лампы и канделябры заливали храм ярким сиянием, бросая вызов мраку снаружи. Огней было так много, что от них в храме становилось теплее.

Согревала его и толпа, набившаяся в храм для праздничной службы. Люди пели священные гимны с гораздо большим пылом, чем прихожане в столице. В городе Видесс люди верили в вечный мрак; в Скопенцане же его действительно боялись. Поскольку здесь все выглядело так, будто Скотос и в самом деле может одолеть солнце, ритуальное отвержение темного бога значило больше, чем на юге.

Произнося обычную проповедь о том, как одно время года сменяется другим и как с каждым днем будет становиться все светлее, прелат немного изменил ее и добавил:

— Некоторые из вас, идя в храм, наверняка видели северное сияние. — Он дождался, пока несколько человек в толпе кивнут, и продолжал: — Разве не доказывает это, что свет Фоса может пролиться на мир в самое неожиданное время и самым неожиданным образом? Разве не должно это стать уроком для всех нас?

Прихожане переглянулись, и теперь гораздо большее их число закивало. Некоторые при этом и улыбнулись, потому что им понравилось это образное сравнение. Ршава и сам едва не улыбнулся. Он всегда производил на прихожан впечатление своей набожностью и умом. Он это знал. И еще он знал, что не завоевал их сердец. Прелата мало кто любил; его характер не пробуждал в людях теплых чувств. Но сейчас ему это удалось.

У видессиан была поговорка: «В день зимнего солнцестояния может случиться что угодно». Может быть, улыбки горожан и стали тому доказательством.

Сегодня ни Ршава, ни прихожане не задержались в притворе после службы. Все вышли на городскую площадь между храмом и резиденцией эпарха. К этому времени юго-восток из розового стал золотым: солнце готовилось ненадолго воцариться над миром. Северное сияние поблекло почти до невидимости. Ршава выдохнул, и перед его лицом задрожало облачко тумана.

Словно восполняя пропавшее с небес волшебное зрелище, на площади вспыхнуло несколько костров. Мужчины и женщины всех общественных положений и образов жизни выстроились перед ними в очередь: знатные люди рядом со служанками из харчевен, домовладельцы следом за сутенерами… Все они по очереди разбегались и прыгали через костер, выкрикивая: «Сгори, горе-неудача!» Считалось, что одного прыжка достаточно, чтобы застраховаться от несчастий на целый год вперед — неплохая сделка или маленькое чудо, если это действительно так.

Тех, кто приземлялся по другую сторону костра, подхватывали уже перепрыгнувшие. Иногда они получали поцелуй в награду за эту услугу. Иногда благодарность не ограничивалась только лишь поцелуем. Не все дети, что родятся девять месяцев спустя, будут похожи на мужей своих матерей… В день зимнего солнцестояния может случиться что угодно.

Священники и монахи тоже становились в очередь, и прыгали через костер, и кричали вместе с остальными. Когда в толпе стали передавать мехи с вином и кружки с пивом, служители храма пили наравне со всеми. Некоторые из них еще до полуночи нарушат обет целибата… Такое случается в каждый день зимнего солнцестояния. Некоторые прелаты и аббаты предпочитали смотреть на такое сквозь пальцы. Ршава к ним не принадлежал. Для него грех оставался грехом, и не важно, когда он совершен.

Это не помешало ему занять место в очереди к ближайшему костру. Его черед разбежаться и прыгнуть уже подходил, когда над замерзшей площадью разнесся радостный крик:

— Солнце живо! Солнце Фоса живо!

Ршава обернулся. Да, вот и солнце, наконец-то выглянувшее из-за горизонта! Он прошептал молитву Фосу… и повторил ее, но уже другим тоном, когда заметил стоящую позади себя в той же очереди Ингегерд.

Женщина перед ним разбежалась, прыгнула и крикнула, пролетая над пламенем. По другую сторону костра кто-то подхватил ее, не дав упасть. Из-за жара над костром их силуэты были расплывчатыми.

— Давайте, святейший отец! — кричали люди возле Ршавы. — Прыгайте! — Кто-то подтолкнул его; такого оскорбления он бы не потерпел в любой день года, кроме этого.

Он побежал. Ледяной ветер ударил ему в лицо, сбросил с головы капюшон. Ршава прыгнул, оттолкнувшись изо всех сил.

— Сгори, горе-неудача! — крикнул он на всю площадь и тяжело ударился подошвами о камни мостовой. Ршава пошатнулся, и кто-то подхватил его под локоть.

— Благодарю, — сказал прелат, слегка запыхавшись.

— Рад был помочь, святейший отец, — ответил мужчина, который его поймал. — Вот… глотните-ка. — И он протянул Ршаве мех.

Прелат выпил вина. Оно оказалось сладким и крепким.

— Благословение от благого бога, — сказал он и передал мех женщине, прыгнувшей сразу после него.

Потом через костер прыгнул еще один мужчина, за ним женщина с бородавкой на щеке, а следом наступила очередь Ингегерд. Она разбежалась, совсем по-мужски работая локтями, и высоко подпрыгнула над потрескивающим огнем.

— Сгори, горе-неудача! — крикнула она и приземлилась.

Ршава шагнул вперед, чтобы не дать ей упасть, но помощь не понадобилась. Он отступил, разочарованный — и рассерженный на себя за то, что оказался разочарован. Ингегерд вежливо склонила голову:

— Спасибо за ваше намерение, святейший отец.

— Да, — коротко ответил Ршава. Он не мог простить себе некоторые из собственных мыслей.

Ингегерд едва ли заметила его настроение. Она посмотрела на восток и негромко сказала:

— Еще один солнцеворот пришел и ушел.

— Да, — повторил Ршава, но незнакомое слово пробудило в нем интерес иного рода: — Так в Халоге называют день зимнего солнцестояния?

— Да, так. — Золотоволосая женщина кивнула и рассмеялась. — Я уже много лет его так не называла, особенно на этом языке. Солнцеворот. — И следом она произнесла что-то на языке, который выучила ребенком. Ршава предположил, что это то же самое слово.

— А как халогаи отмечают этот день? — поинтересовался он, потому что ученый в нем никогда не засыпал надолго.

— Пьют пиво из огромных рогов, совершают кровавые жертвоприношения и совокупляются еще больше, чем здесь принято.

— Э-э… понятно. — Ршава пару раз кашлянул.

Он спросил. Она ответила. Со всей языческой — или, во всяком случае, не присущей видессианам — прямотой.

— А то, что делаете вы, видессиане… это нормально, — сказала Ингегерд.

— Рад, что ты это одобряешь, — сухо буркнул Ршава.

Она рассмеялась в ответ, и он ощутил в ее дыхании винные пары:

— Как будто в Видессе кому-то есть дело до того, что я думаю. У ваших людей свои обычаи, у халогаев свои. Вы считаете свои обычаи лучшими, потому что привыкли к ним, а халогаи по той же причине считают лучшими свои.

«Наши посвящены владыке благому и премудрому», — подумал Ршава, но вслух не произнес. Ингегерд, скорее всего, ответит, что ее соплеменники полагают, что их боги благословляют их поступки. В день зимнего солнцестояния может произойти что угодно, но сейчас на уме у него был вовсе не спор на религиозную тему.