
Онлайн книга «Мост над бездной»
Ршава предпочитал не замечать ни этого, ни перешептывания, которое начиналось при его появлении. Токсар не был единственным, кто возмущался его отношением к крестьянам. «Да пошли они все в лед!» — гневно думал прелат. Он возвращался в резиденцию, получив свою норму продовольствия, — гордость не позволяла Ршаве посылать за ней Мацука, — когда его кто-то окликнул. Прелат обернулся и пригляделся сквозь завесу снегопада. Он узнал Воила, гончара, второго по рангу командира ополченцев после Токсара. — Да? В чем дело? — Голос Ршавы был холоднее зимнего ветра. Воил никогда не скрывал, что во всем согласен с Токсаром. Но теперь гончар очертил на груди символ солнца, прежде чем заговорить: — П-п-пожалуйста, п-пойдемте со мной, святейший отец. — Ему пришлось сделать три попытки, чтобы выдавить первое слово. Лицо у него было белым как снег. — Зачем? — рявкнул Ршава. — Что ты покажешь мне на сей раз, лишь бы терзать мою душу? — Клянусь благим богом, святейший отец, вы должны это увидеть. — Воил снова, еще более истово очертил солнечный круг. — Если ты пытаешься меня одурачить, то заплатишь за это, — пообещал Ршава, сверкнув глазами. Воил замотал головой. У него был вид человека, потрясенного до глубины души. Что-то случилось. Прелат неохотно кивнул: — Тогда подожди, пока я отнесу зерно. — Да, святейший отец. Как скажете, святейший отец… — Если Воил лишь изображал потрясение, то играл лучше мимов в день зимнего солнцестояния. Когда Ршава вышел, гончар повел его к западной стене. Подозрения Ршавы вспыхнули вновь. Именно там Токсар показал ему хаморов, когда прелат уже начал надеяться, что они минуют Скопенцану. — И что дальше? — гневно вопросил он, когда они приблизились к стене. — Через мгновение вы все сами увидите, святейший отец. — Воил повторял его титул, словно тот был чем-то вроде заклинания. Они обогнули последний дом. Неподалеку от основания лестницы, по которой Ршава поднимался на стену в тот день, когда у него произошла стычка с Токсаром, собралась толпа. В основном ее составляли ополченцы, но среди них затесалось и несколько обычных горожан. — Фаос! А вот и прелат! — воскликнул кто-то в толпе. Люди стали расходиться: одни торопливо зашагали вверх на стену, другие шмыгнули в ближайшую улицу. Некоторые, казалось, убегали не важно куда, лишь бы подальше от Ршавы. А у стены… — Видите, святейший отец? — прошептал Воил. — Вижу. — Рука Ршавы невольно очертила на груди символ солнца. На снегу лежал Токсар, неестественно вывернув голову с окровавленной правой стороной лица. Из разбитого черепа вытекала кровь, все еще испускавшая на морозе пар. Значит, трагедия произошла совсем недавно. Кровь еще не остыла — и Токсар был, несомненно, мертв. — Как это произошло? — спросил прелат. — Вам лучше знать, святейший отец. — О чем это ты? — Вы же прокляли его тогда… На этом самом месте, святейший отец. — Воил указал вверх — на стену, где стояли ополченцы, разглядывавшие тело Токсара. Встретившись глазами с Ршавой, некоторые из них осенили себя символом Фоса. — Вы прокляли его на стене, святейший отец, а сегодня он спускался по лестнице, поскользнулся на снегу или на льду и упал… и вот он лежит. — Быть такого не может… — Я не лгу, святейший отец. Это чистая правда, клянусь благим богом. Ваше проклятие сработало, и он мертв. Теперь никто не станет с вами спорить, святейший отец. Говорите, что надо сделать, и мы сделаем. Не сомневайтесь, сделаем. Жить-то всем хочется. — Почему бы вам не проклясть хаморов, святейший отец? — спросил один из ополченцев на стене. Несколько его товарищей кивнули. — Все это чепуха, — ответил Ршава. — Простое совпадение. Люди каждый день проклинают друг друга. Токсару просто не повезло. Любой может поскользнуться. Я тут совершенно ни при чем. — Вряд ли, святейший отец. — Воил снова покачал головой. — Очень даже при чем. Плохие люди призывают Скотоса, — он плюнул, — и темный бог их слушает. Это все знают. А если хороший человек обратится к Фосу, разве он тоже не прислушается? Ршава все еще смотрел на искалеченный труп. Прелат не помнил, что взывал к благому богу, когда проклинал Токсара. Он всего-навсего отреагировал на слова каменщика. — Я молился владыке благому и премудрому, чтобы он отогнал варваров, — ответил Ршава. — И об этом буду молиться еще, можете не сомневаться. — Этого недостаточно. Совсем недостаточно, — настаивал Воил. — Вы должны проклясть их, святейший отец. Тогда мы от них избавимся. — Ты думаешь, что я смогу сделать больше, чем могу? — Нет, но знаю, что вы можете сделать больше, чем думаете. — Воил указал на тело Токсара. — Разве это вам ни о чем не говорит? — Фос! Он что, так и будет здесь лежать? Унесите его, — велел Ршава. Похороны Токсара придется на время отложить, пока не оттает земля. — У него есть семья? Им надо сообщить. — У него жена и четверо малышей, — ответил Воил. — Им будет тяжело без него. На это возразить было трудно, но Ршава все равно повторил: — Это не моя вина. Я тут совершенно ни при чем. Мне жаль, что он погиб. Но вы не можете винить меня в этом, и его семья тоже. «Жена и четверо детей!..» — прелат скорбно покачал головой. — Им пришлось бы тяжело без кормильца, даже если бы хаморы не рыскали вокруг Скопенцаны… — Все знают, что вы его прокляли, святейший отец, — не сдавался Воил. — Можете теперь говорить что угодно, но все это знают. А теперь все узнают и как он умер. Это не секрет. — Ты сам мне сказал, как он умер, — поскользнулся. Какое это имеет отношение ко мне? — А сколько раз он поднимался и спускался по лестнице, пока вы его не прокляли? Разве он с нее падал? Не-ет. А еще кто-нибудь с лестницы падал? Не-е-ет. — Сколько раз он поднимался и спускался уже после того, как я его проклял? — с отчаянием спросил Ршава. — Он ведь не в тот же миг поскользнулся. Все это чепуха, вот что я тебе скажу. — Да, святейший отец. — Воил ответил так явно не потому, что согласился с прелатом. Гончар очень боялся возражать. Ршава еще раз взглянул на тело. Кровь уже остановилась. Летом над ним кружились бы мухи, подумалось прелату. Но зимой в Скопенцане нет мух. Насекомые зимой не летают. Если бы они попробовали, то замерзли бы… А поверил ли сам Токсар, что проклятие сработало? И не винил ли он во всем Ршаву в последний страшный момент своей жизни? Этого уже никто не узнает. * * * Вестей с юга не было. В прежние зимы до Скопенцаны долетали хотя бы обрывки новостей; теперь же горожане были лишены и такой малости. Насколько широко хаморы рассеялись по Видессу? Ршава не мог этого знать. Мог лишь предполагать, и собственные догадки ему не нравились. |