Книга Крисп Видесский, страница 55 – Гарри Тертлдав

Несколько придворных благочестиво повторили жест. Некоторые опасливо покосились на Криспа, видно, изумляясь, как тот осмеливается требовать от патриарха остановить изгнание извечного зла.

— Вы ошиблись, пресвятой отец, — твердо и сурово произнес Крисп. Прозвучавшая в его словах уверенность заставила Пирра широко раскрыть глаза; он привык изрекать истину таким тоном, а не выслушивать. — Без сомнения, Скотос вползает в город Видесс, как ползает он по всей вселенной. Но я видел город, где он разгуливал свободно; до сих пор я вижу Имброс в своих кошмарах.

— Воистину так, ваше величество. И я стремлюсь лишь оборонить Видесс от судьбы, постигшей Имброс. Изначальное зло со временем поглотит нас всех, если только, говоря вашими словами, не выдернуть его с корнем.

— Зло, которое несет Арваш Черный Плащ, поглотит нас немедля, если не выдернуть его с корнем, — ответил Крисп. — Как вы собираетесь проповедовать посаженному на кол? Подумайте, пресвятой отец, какая победа для нас важнее в данный момент.

Пирр подумал.

— У вас свои заботы, ваше величество, — неохотно произнес он, наконец; судя по всему, он не ожидал, что Крисп заставит его признать хоть это, — у меня же свои. Если я, узрев зло, не попытаюсь избавить от него мир, грех падет и на мои плечи. Я не могу пройти мимо него, не обрекая свою душу на вечный лед.

— Даже если другие люди, добрые священники, не видят в том никакого зла? — осведомился Крисп. — Или вы хотите сказать, что каждый, кто не согласен с вами, одним этим обречен на вечный лед?

— Так далеко я не могу зайти, — ответил Пирр, хотя, судя по его взгляду, именно так он и думал. — Принцип икономии применим к некоторым воззрениям, чья греховность не может быть доказана впрямую.

— Тогда, покуда мы воюем с Арвашем, применяйте этот принцип по возможности шире. Если бы вы не создавали себе врагов в клире, то нашли бы немало друзей, пресвятой отец. Но подумайте еще раз и ответьте мне: может ли принцип икономии оправдать деяния Арваша?

Снова Пирр честно подумал.

— Нет, — признал он без малейшего выражения. Несмотря на тщетные попытки сохранять лицо спокойным, патриарх все равно выглядел, как человек, которого обманули при игре в кости. Он чопорно поклонился. — Да будет так. Я буду применять указанный принцип по мере возможности широко, покуда этот Арваш угрожает спокойствию империи.

Пара придворных захлопала в ладоши, потрясенная, очевидно, тем, что Криспу удалось выбить из Пирра хоть какое-то соглашение.

Крисп тоже был потрясен собственным успехом, но виду не подал; он-то заметил, какими гладкими фразами патриарх урезал свои уступки.

— Превосходно, пресвятой отец, — сказал он. — Я знал, что могу положиться на вас.

Патриарх снова поклонился, еще более механически, и вознамерился было вновь упасть ниц, дабы покинуть потом Тронную палату, но Крисп жестом остановил его.

— Прежде чем вы уйдете, пресвятой отец, — произнес он, — еще один вопрос. Не подавал ли вам монах Гнатий прошения об освобождении из монастыря?

— Да, ваше величество, подавал, — сознался Пирр и неохотно добавил, — по всей форме. Но я, тем не менее, отверг его просьбу. Как бы он не обосновывал ее, истинная причина одна — он стремится причинить стране и церкви еще больше зла.

— Вот и я так подумал, пресвятой отец.

Лицо Пирра дернулось, словно он хотел улыбнуться, но, как подобает аскету, ограничился коротким кивком. Он опустился ниц, поднялся и, пятясь, отошел от трона — повернуться к императору спиной значило бы нанести ему оскорбление. Как только патриарх удалился, прибежал слуга и вытер натекшую с рясы лужу.

С широкой благостной улыбкой Крисп оглядел Тронную палату.

Придворные не кричали: «Ты побдилъ еси, Крисп!», но он и так знал, что одержал победу.

* * *

Фостий перекатился со спины на животик, потом опять на спину. Он решил было повторить процедуру, но Крисп перехватил его, чтобы малыш не упал с кровати.

— Больше так не делай, — приказал император. — Ты ведь у нас слишком умный, чтобы стать крестьянином.

— Стать крестьянином? — переспросила удивленная Дара.

— Чтобы запомнить что-нибудь, крестьянин вбивает это себе в башку молотком, — пояснил Крисп.

Он поднял Фостия. Малыш тут же ухватился обеими ручонками за его бороду и дернул. «У!!», — выдавил Крисп и осторожно отцепил от себя сначала левую руку Фостия, потом правую — а потом снова левую. Отвязаться от малыша ему удалось только со второй попытки. Крисп уложил Фостия на кровать, и тот немедленно попытался с нее свалиться. Крисп снова поймал его.

— Я же велел тебе больше так не делать, — посетовал он. — Ну почему все дети такие непослушные?

— Ты с ним очень мягок, — заметила Дара. — Это хорошо, особенно… — Она прервалась.

— Не стоит лупить его, пока он не подрос достаточно, чтобы понять, в чем провинился.

Крисп намеренно не обратил внимания на прерванную фразу. Дара хотела сказать: «Особенно зная, что он может быть и не твоим сыном». Значит, она тоже не уверена. А Фостий, как нарочно, не походил ни на кого из возможных отцов.

Малыш попытался еще раз скатиться с постели и почти преуспел.

Крисп ухватил его за лодыжку и выволок обратно.

— И больше так не делай! — строго сказал он.

Фостий залился смехом. Ему казалось, что спасение — очень веселая игра.

— Я рада, что ты будешь с ним всю зиму. Когда ты все лето провел в походах, он успел тебя позабыть ко времени твоего возвращения.

— Знаю.

Часть разума Криспа стремилась держать Фостия рядом днями и ночами, не дать ребенку, да и самому Криспу ни малейшего сомнения в том, что они — отец и сын. А другая часть не хотела иметь с кукушонком ничего общего. И переносить это раздвоение становилось с каждым днем все труднее.

Фостий заныл и полез пальцами в рот.

— Зубки режутся, бедненький, — вздохнула Дара. — Да и проголодался он. Я сейчас кормилицу позову. — Она потянула за зеленый шнурок, шедший в комнаты служанок.

Минутой позже кто-то вежливо постучал в двери покоев. Когда Крисп открыл, на пороге стояла не кормилица, а Барсим.

— Вам письмо, — проговорил вестиарий с поклоном.

— Благодарю, почитаемый господин. — Крисп принял запечатанный свиток. Тут примчалась и кормилица, улыбнулась, пробегая мимо Криспа, и ринулась к всхлипывающему младенцу.

— От кого письмо? — спросила Дара, когда кормилица взяла у нее Фостия.

Криспу не понадобилось разворачивать свиток, чтобы ответить. Он узнал и печать, и изящный, ровный почерк.

— От Танилиды, — ответил он. — Ты помнишь — мать Мавра.

— Конечно. — Дара повернулась к кормилице: