Онлайн книга «Механическая птица»
— Мы в пещере, Фериус. Если б не та малость от входа, тут и вовсе было бы черным-черно. Она наклонилась ко мне, и я увидел, что у нее закрыты глаза. — Тогда просто представь себе еще. И с этими словами она возобновила работу. — Ты рисуешь с закрытыми глазами? Как это возможно? Она усмехнулась. — Малыш, я рисовала карты аргоси вслепую, когда мне было одиннадцать лет. Фериус обмакнула кисть в одну из своих баночек. — На самом деле так даже проще. — Проще? Как это? Она нарисовала на карте извилистую линию, затем отодвинула кисть. — Создание дискорданса — многоступенчатый процесс. Нарисовать что-то… ну, это самая простая часть. Наполнить ее тем, что ты знаешь о предмете, тем, что ты о нем подозреваешь, раскрасить очевидности и затенить неопределенности — вот что сложно. Раскрасить очевидности и затенить неопределенности… Неудивительно, что многие люди терпеть не могут аргоси. С другой стороны, карты дискордансов наконец начали обретать смысл. Я прислонился спиной к стене пещеры и закрыл глаза. Я представил себе все дискордансы, которые я видел, все вместе, держа их веером, как карты в покере. Одно из немногих преимуществ того, что в детстве я учился быть магом, — умение отлично запоминать образы, до мельчайших деталей. Попробуйте использовать заклинание без особой эзотерической геометрии, и вы скоро узнаете, почему старые джен-теп любят говаривать: «Забывчивый маг — мертвый маг». Каждая карта дискорданса сама по себе — это всего лишь странная картинка, наполненная загадочными символами и невидимыми аллюзиями. Вместе они рассказывали простую, но трагическую историю. Механическая птица — чудесное открытие. Творец — гений, способный обратить свое изобретение как в добро, так и во зло. Путь Теней… Когда Энна дала мне карту, я подумал, что это моя судьба. Возможно, и она тоже, но аргоси не предсказывают судьбу. Теперь я понял, о чем на самом деле говорила эта карта. Все мы — возможно, весь континент — охвачены страхом и неопределенностью на дороге, ведущей во тьму. То, что этим изобретением так интересовалась тайная полиция, и то, что Гитабрия предоставила этой самой полиции столько власти, означало, что страна отнюдь не так безобидна, как хочет казаться. Коронованный маг — пусть это и ненастоящий дискорданс — рассказал мне, что будет дальше. Кланы джен-теп, опасаясь растущей военной мощи Гитабрии, впервые за столетия объединились под одним правителем. Даромены, берабески, даже Семь Песков скоро поймут, что эта война будет чем-то большим, чем вооруженный конфликт двух стран. Она станет неизбежностью для всего континента. Карты исчезли из моего сознания, когда я открыл глаза. — Фериус? — Да, малыш? — Если Джануча найдет ошибку в своих расчетах… Если она сумеет вдохнуть жизнь в тех железных драконов. Фериус оторвалась от своей карты. — Тогда все провалится в ад, малыш. Все полетит в ад. — Так ты… — я запнулся. «Ты убьешь ее, чтобы это предотвратить?» Просто задать этот вопрос — уже заставить ее слишком близко подойти к черте, которую, как я знал, она не хочет пересекать. — Ладно, забудь. — Видишь? Именно поэтому мне стоит научить тебя получше играть в покер. — О чем ты? — Ты усвоишь одну вещь. Как бы ни были плохи твои карты, иногда требуется всего одна — правильная, — чтобы изменить весь расклад. Снова послышалось шуршание ее кисточки по поверхности бумаги. — А теперь, если ты не против… Твое беспокойство загораживает мне свет. Я встал и направился в глубь пещеры, намереваясь поспать. — Ты постоянно говоришь вещи, не имеющие никакого смысла. Ты в курсе? Ее смех был маленьким и ярким, и от него темнота замерцала. Я остановился на секунду, держась за этот смех. В нем было все, что я любил в Фериус Перфекс, и все, что меня в ней бесило. Путь Полевой Ромашки. Как бы мне хотелось следовать этим путем вместе с ней. Вся остальная наша компания сгрудилась у стены пещеры. Рейчис и Айшек дрыхли и, казалось, во сне состязались, кто кого перехрапит. Я едва не наступил на Нифению. Она лежала на боку и, видимо, ухитрялась спать, несмотря на эту какофонию. Я лег и как можно сильнее зажал уши. Не то чтобы я верил, что мне удастся уснуть. Впрочем, это оказалось не важно, потому что Нифения вдруг тихо сказала: — Знаешь, а вы очень похожи. — Кто? Я и Фериус? Она придвинулась ко мне. — Я серьезно. Все те вопросы, которые ты задаешь ей, мелочи, которые тебя беспокоят… — Ну, это удручает, потому что ее ответы по большей части — непонятная ахинея. Ниф лежала совсем рядом со мной, и я почувствовал, как она пожала плечами. — Именно так я думала. И полагала, что аргоси довольно эксцентричны. Но когда я слушаю, как вы препираетесь… — Мы не препираемся. — Хорошо. Когда вы ведете свои высокомудрые философские дискуссии, знаешь… Создается впечатление, что вы говорите не те слова, которые произносите. Леди Фериус… — Она не леди. Ну вот! Теперь я это сказал. Ниф слегка похлопала меня по руке. — Может, ты не будешь постоянно меня перебивать? Я бы ощутил раздражение… наверное… Только вот она не убрала руку. — Все, о чем вы говорите, чувствуется как-то… правильно. Словно кто-то описывает картину, которую я знаю, но еще не вижу себя в ней… Я не смог скрыть ухмылку. Нифения попыталась вытащить руку, чтобы снова шлепнуть меня, но я ее не выпустил. — Теперь ты начинаешь разговаривать так же, как она. Пауза. Потом она сжала мое запястье. — Это, пожалуй, вторая самая приятная вещь, которую ты когда-либо говорил мне, Келлен. Что-то в ее голосе, в прикосновении ее руки к моей вызывало непреодолимое желание придвинуться еще ближе к Нифении. Гораздо ближе. — А что же было самой приятной вещью? — спросил я. Я помнил, разумеется. Однажды в Оазисе я сказал Нифении: «Однажды ты поймешь, что ты особенная. Но даже пока этого не случилось, знай, что ты особенная для меня». Как ни странно, все это придумал я не сам. Те слова нашла Фериус. Ниф еще немного придвинулась. — Если ты хочешь поцеловать меня, Келлен, то спроси, можно ли, или просто сделай это и живи с последствиями содеянного. Но не ходи вокруг да около, ожидая, что я сделаю это за тебя. Вполне недвусмысленное заявление, я полагаю. Думаю, я поцеловал бы ее. Или, во всяком случае, попытался. К сожалению, тот навык помнить все, который мы приобретаем в процессе обучения… Иногда он заставляет помнить то, что мы не хотим. Невыносимо-яркий образ, который вложила мне в голову Шелла — мертвый отец Нифении, — вернулся ко мне с такой отчетливой ясностью, что показалось: этот труп прямо здесь, в пещере. Несмотря на почти непроглядный мрак, я словно видел кровь, стекающую по стене прямо передо мной. Я услышал тихий вздох и на какой-то миг решил, что его издал призрачный труп. Разумеется, мое воображение сыграло со мной злую шутку. Нифения вздохнула. |