Онлайн книга «Воздух, которым ты дышишь»
|
Я залпом выпила свой коктейль. Мадам налил еще и придвинул бокал ко мне. – И давно это продолжается? – спросил он, кивая на танцплощадку, где Граса с Винисиусом теперь двигались слаженно. – Что? – Гитарист и певица. Старая история, навязшая в зубах. Я надеялся, что ты это предотвратишь, но мы все животные, не так ли? Пол поплыл у меня под ногами. Волосы Грасы лежали, точно были из гипса. У Винисиуса рубашка прилипла к груди. – Они не парочка, – сказала я. Мадам рассмеялся: – Скоро станут. Грасинья не даст здравому смыслу перевесить сиюминутные желания. Она ведь надолго не загадывает, да? Это больше по твоей части. – Он снова подлил мне рома. – Что по моей части? – Амбиции. – У Грасы в мизинце больше амбиций, чем у всех дураков в этом клубе вместе. – Она подчиняется своим желаниям. Амбиции требуют планирования, обдумывания. А желания – это просто инстинкты, которые мы удовлетворяем. И они ненасытны, querida. Желания превращают нас в дырявые ведра. Музыка смолкла. На расшитый блестками занавес упал яркий луч. – Я обещал, что нас будут развлекать, – сказал Мадам. – Вот, начинается. Танцплощадка опустела. Граса с Винисиусом вернулись. Мы сидели в молчании; в воздухе тяжело висел сигаретный дым. Потом занавес разъехался в стороны и на сцене появился мужчина. Кожа у него была темная и блестящая, как шкурка сливы. Тугие мускулы словно перетянуты венами. На голове убор из синих и фиолетовых перьев, а платье усыпано жемчужинами и застегнуто на одном плече. Лицо и тело запорошены блестящей пудрой, сверкавшей в свете софитов, – казалось, он только что вышел из моря и покрыт каплями. Музыканты заиграли. Артист горделиво шагнул вперед и запел. Меня поразило, как он двигается, ослепил его костюм, поразили огромные размеры, заворожил его напор. Он спустился в зал. Мужчины, женщины, официанты и официантки танцевали вокруг него, словно в трансе. Я закрыла глаза. Теперь, когда я не видела его, эффект улетучился – голос был средненький, музыканты играли непрофессионально. Когда номер кончился и гости снова попадали на свои стулья, я открыла глаза. – Вот это да! – воскликнула Граса. Мадам кивнул: – На сцене надо быть мечтой. И заставлять людей мечтать вместе с тобой. – Талантливому музыканту не нужна страна грез, – сказал Винисиус. Люцифер рассмеялся: – Страна грез нужна всем. Талант просто помогает туда попасть. Вы это отлично понимаете – вспомните своих подражателей, которые воруют у вас концерты. – Они недолго продержатся. – Винисиус бросил взгляд на меня. – Наши песни лучше. Граса скрестила руки на груди: – Я пою лучше. – Этого недостаточно, чтобы вы оставались первыми и дальше, – заметил Люцифер. – Вы думаете, что девочки, которые слушают вас по радио, понимают разницу между Софией Салвадор и Араси Араужо? Да даже я не вижу разницы. Вы сколько угодно можете быть первыми и лучшими, но грош этому цена, если про вас никто не знает. Придумайте что-то, чему другие не смогут подражать. Надо, чтобы девочки по всему Рио захотели одеваться, как София, вести себя, как София, звучать, как София, – но чтобы они не смогли стать Софией. София Салвадор должна быть одна. Она не школьница, она – мечта. Она должна производить на людей такое впечатление, чтобы любая певичка, которая вздумает подражать ей, выглядела жалко. Граса кивнула: – Я не хочу затеряться в толпе шалав, которые даже мелодию напеть не в состоянии. – Значение имеет наша музыка, а не то, как мы выглядим, – сказал Винисиус. – Верить надо в талант, а не в костюм. Ну же, Дор, втолкуй ей. – На сцене я, а не Дор. – Граса засмеялась. – Люди видят меня. Вы с мальчиками можете и дальше носить свои скучные смокинги, но Мадам прав: я должна отличаться. – А мне нужно на свежий воздух. – Винисиус поднялся, раздвинул занавес в дверном проеме и вышел. Граса вздохнула: – Надо перетащить его на нашу сторону, или «Голубой Луне» конец. Дор, поговоришь с ним? Он тебя послушает. Мадам улыбнулся. Получается, главным развлечением вечера вдруг стала я? Я поднялась и вышла вслед за Винисиусом. Он курил, меряя шагами переулок. Увидел меня, протянул сигарету, и я взяла. Выкурив до половины, я заговорила: – Сейчас девчонки поют самбу на каждом углу. София Салвадор должна от них отличаться. – Настоящим самбистас костюмы не нужны. – Винисиус продолжал расхаживать взад-вперед. – Мы не в варьете выступаем. Дор, я хочу, чтобы люди знали наши песни! Хочу, чтобы люди, когда я умру, помнили нашу музыку, а не в каких костюмах мы выступали. – Как люди узнают наши песни, если они их не слышат? Мы лучшие в городе – и мы тонем. Нам нужно что-то, что будет нас отличать. Винисиус фыркнул: – Какая-нибудь замануха! – Нет. Стиль. Что-то, благодаря чему люди запомнят нас. – Если нашу музыку не запоминают, значит, мы не заслуживаем быть музыкантами, – процедил Винисиус. – А если люди не могут оценить наши песни по достоинству, они не заслуживают их слушать. – Ты взялся решать, кто заслуживает, а кто нет? Кто достаточно хорош, чтобы нас слушать, а у кого на это мозгов не хватает? Да ты такой же, как эти мокрые кошки из «Копакабана-Палас». Сноб несчастный. – Дор, ты не понимаешь. – Винисиус выхватил у меня сигарету. – Может быть, я тоже не заслуживаю твоей музыки? Может, мне не место на вашей драгоценной роде? – Ты росла не под звуки самбы. Вы с Грасой слушаете эту музыку несколько месяцев – и уже решили, что сможете подогнать ее под себя. Я резко выдохнула, словно сигарета все еще была у меня в зубах. – Мы хотим сделать самбу лучше. Сделать своей. Не играть до бесконечности одно и то же и не быть как ты, а ты застрял в слезливых песнях, потому что чахнешь и томишься. Мне показалось, что у Винисиуса перехватило дыхание. Он отвернулся. – Она катастрофа. У меня были девушки посимпатичнее. И уж точно приятнее. – У меня тоже. – Ты слишком хороша для всего этого. – Всего – чего? – Попыток изображать парня. Я засмеялась: – Никто не читает Худышке нотаций насчет «слишком хорош для всего этого». Вы его поздравляете. – Потому что Худышка отлично проводит время, когда он не с нами. – А я – нет? Винисиус покачал головой: – Я тут не единственный, кто чахнет и томится. |