Книга Мечи легиона, страница 122 – Гарри Тертлдав

Туризин резко выпрямился в седле. Халогаи позади Императора внезапно насторожились, прекратив устало хлопать друг друга по спине, обмениваясь замечаниями по поводу битвы.

Скавр легко читал сейчас мысли Императора; Гавр думал о том же, о чем думал Вулгхаш за минуту до этого… Та же мысль мелькнула в голове трибуна там, в тронном зале Машиза… один быстрый удар, сейчас…

— Ты не выиграл бы свою битву, если бы не он, — быстро сказал Туризину Марк.

— Ну и что? — отозвался Туризин… но приказа своей гвардии не отдал.

Вулгхаш знал, о чем думает Гавр, не хуже, чем римлянин. Телохранители Вулгхаша были преданы ему, как халогаи — Туризину. Они следовали за каганом, когда тот был изгнанником в собственной стране, они прошли за ним сотни километров…

Вулгхаш приподнял булаву, однако это не было сигналом к атаке — всего лишь предупреждением.

— Один только шаг — и тебе не слишком долго ликовать под небесами. Даже если ты одолеешь меня — смерть будет уделом твоим!

— Оставь архаизмы Авшару, — фыркнул Туризин (каган говорил на старом видессианском диалекте). Император все еще оценивающе глядел на телохранителей кагана, словно прикидывая и взвешивая свои шансы.

— Авшара больше нет, — вмешался Марк. — Теперь некому вечно сталкивать Йезд и Видесс. Сможете ли вы оба найти возможность жить друг с другом в мире?

Вулгхаш и Гавр посмотрели на трибуна с удивлением — эта мысль ни одному из них не приходила в голову. Опасный, напряженный момент прошел.

Туризин усмехнулся:

— От этого белобрысого ублюдка можно услышать порой очень необычные идеи, — заметил Гавр Вулгхашу. — Возможно, в этом что-то есть.

— Возможно, — согласился Вулгхаш и повернулся спиной к Императору, чтобы сменить лошадь. Вскочив в седло, он продолжал: — Мы станем на ночь лагерем здесь. Если к утру нас не атакуют, мы не начнем новой войны.

— Договорились. — Туризин заговорил тоном человека, принявшего внезапное решение. — А утром я пошлю кого-нибудь с щитом парламентера — договориться об условиях перемирия. Если мы не добьемся в этом успеха… — Он оборвал фразу.

И снова трибун легко прочитал его мысли. Для Вулгхаша это также не составило труда. Он кисло усмехнулся.

— Ты попытаешься вырвать мне кишки, — заключил каган.

Туризин засмеялся. По крайней мере, сейчас перед ним стоял человек, который понимал его. Каган указал рукой на Скавра:

— Я хочу, чтобы утром ко мне явился для переговоров он — и больше никто… А, нет! Пусть с ним придет и его друг — тот суровый плотный старик. Если этот скользкий пройдоха начнет лгать, я увижу это по глазам его друга. Похоже, старик лгать не обучен — в отличие от Скавра!

История, сочиненная трибуном в Машизе, оказывается, не забыта. Похоже, Вулгхаш злопамятен.

— Но почему ты выбрал для переговоров именно этих двоих? — спросил Император, отнюдь не обрадованный требованием кагана. — У меня имеются настоящие, опытные дипломаты…

— … которые всосали скуку с молоком своей матери, которая тоже была бюрократом, — прервал его Вулгхаш. — У меня нет времени слушать болтовню твоих придворных чиновников. Кроме того, эти двое спасли меня. Это они дали мне возможность свободно уйти из военного лагеря своих друзей — а между тем они отлично знали, кто я такой. Я доверяю им… гм… до определенной степени. Во всяком случае, я знаю, что они меня не предадут. — Он метнул на Туризина острый взгляд. — А ты что, считаешь иначе?

Это был откровенный вызов, и Туризин сдался:

— Пусть будет так, как ты хочешь. — И не желая быть несправедливым, добавил: — В конце концов, они честно послужили Видессу, как и этот чужеземец. — Гавр кивнул в сторону Виридовикса. — То, что он помог избавить наш мир от Авшара, перевешивает все его тайные делишки… о которых я подозреваю.

Кельт держался на удивление тихо с того мгновения, как Император приблизился к Вулгхашу и его свите. Похоже, Виридовикс не хотел привлекать к себе лишнего внимания. Теперь же он наконец окончательно убедился в том, что Туризин не держит на него зла. Виридовикс засветился своей неотразимой улыбкой и с облегчением сказал:

— Благодарю за доброту, государь. Ты — истинный воин!

— Возможно. Кроме того, я истинный, еле живой от усталости мешок дерьма!

Туризин повернулся к Скавру:

— Утром — ко мне. Получишь инструкции. А сейчас лично я собираюсь спать. Вы — как хотите…

— Слушаюсь, — сказал трибун, отдав честь.

Император кивнул, и Марк с Виридовиксом ушли. По пути они подобрали Горгида, умирающего от усталости — и после битвы, и после применения целительного искусства. Подождав, пока грек закончит лечить последнего из раненых халогаев, друзья помогли ему добраться до лагеря легионеров. Горгид спотыкался от страшного переутомления и бормотал бессвязные слова благодарности.

— Слушай, Скавр, что бы вы делали, если бы Гай Филипп в конце концов погиб? — спросил Виридовикс. — Это навек нарушило бы все твои планы?

— Фос, конечно же! — ответил Марк и сам удивился, поймав себя на клятве именем видессианского Доброго Бога. Но трибун действительно не мог представить себе Гая Филиппа убитым в битве. Ветеран казался вечным и несокрушимым. Но ведь он — человек, и человек смертный… Сердце Марка подпрыгнуло от радости, когда он услышал знакомый хриплый голос:

— В четкую линию, вы, ленивые олухи! Вы что, думаете, что это вам какой-нибудь сраный пикник? Подумаешь — битва закончилась! Стоять прямо! Боги уже блюют, видя ваш корявый строй!

Горгид слегка оживился.

— Некоторые вещи не меняются никогда, — сказал он.

Сумерки уже сгущались. Римлянин, грек и кельт чуть было не опрокинули Гая Филиппа, когда он наконец узнал их. Высвободившись, он тут же закричал солдатам:

— А теперь — приветствуем нашего трибуна! Он побил эту суку Авшара!

Громкие крики вырвались из сотен легионерских глоток.

— Мне это нравится! — возмутился Виридовикс. — А я что, ни при чем?

Марк положил руку ему на плечо:

— Мы оба знаем правду.

Как оказалось, Гай Филипп был того же мнения. Он подошел к кельту и, слегка смущаясь, проговорил:

— Надеюсь, ты понимаешь, это — для наших солдат. Все бы рухнуло, если бы ты не поддержал план Скавра своим мечом.

— Слыхал я эти сказки, — отозвался кельт. Виридовикс пытался говорить ворчливым тоном. Но ему стало немного легче, когда он услышал извинение из уст старшего центуриона — редкий, кстати, случай. Обычно Гай Филипп не считал нужным извиняться за свои поступки.

Казалось, легионеры оставляли лагерь не нынешним утром, а несколько недель назад. Легионеры понесли большие потери, огромные бреши зияли в их рядах. Скавр оплакивал каждое римское лицо, которого он никогда уже больше не увидит.