Книга Жуткое, страница 55 – Джордан Крауч, Блейк Крауч

– Почему бы тебе не посидеть пока в машине? – предложил брат.

Сам открыл дверь и вышел.

Влажный воздух был прохладен, с ветвей деревьев стекала вода.

Над ними нависали пихты.

У Мортона было такое ощущение, что сработала машина времени.

Он увидел Пейдж – еще совсем маленькую девочку – бегущую по залитой солнцем поляне. Мама сидит с книжкой на крыльце. Папа колет дрова. Собственный крохотный райский оазис.

Вонь от сигарет Барри Тальберта вернула его в холодное серое утро.

Грант прошел сквозь заросли сорняков, доходивших ему до пояса, и остановился перед крыльцом.

Тальберт встал.

Бросил окурок на прогнившие доски.

И затоптал его.

Винсент и Грейзер тоже встали, и их кресла закачались, внезапно освободившись от веса. Костюмы их были вымазаны в грязи, порваны в нескольких местах и насквозь пропитаны влагой. На груди полосатой рубашки Барри засохла кровь.

– Где он? – спросил детектив.

– Внутри, – ответил Тальберт.

Мортон кивнул, и Барри сошел с крыльца в сопровождении своих компаньонов.

Он остановился прямо перед Грантом.

Положил руки ему на плечи и медленно улыбнулся.

– Мы рады, что вам это удалось, – сказал он. – Теперь уже скоро.

И похлопал Мортона по спине, пока остальные проходили мимо.

Потом он убрал руки с его плеч и тоже пошел к машине.

Грант обернулся и проследил, как все они забрались в вэн.

Винсент сел на место водителя.

Грейзер устроился рядом, а Тальберт скрылся в кузове.

Заработал мотор, и вэн, объехав вырубку, двинулся в сторону шоссе.

Углубившись в чащу футов на сто, он полностью исчез в темноте за стволами пихт, и только пара тормозных огней какое-то время мелькала в сумраке.

Пейдж вылезла из «Тойоты» и подошла к брату.

– Что он тебе сказал?

– Что уже скоро.

Грант услышал отдаленный рев двигателя – машина выбралась на шоссе. Через десять секунд все стихло. Остались только шум ветра в верхушках деревьев и скрип пихтовых ветвей под его напором.

Брат и сестра поднялись на крыльцо.

По доскам были разбросаны пивные бутылки и банки. Здесь же валялись пустые сигаретные пачки. Круглые коробки из-под сосательного табака. Старые, сморщенные презервативы. Использованные гильзы от патронов двенадцатого калибра. Вымокший и выцветший журнал «Пентхаус».

Старый загородный дом превратился в место пятничного сбора тинейджеров из ближайших городков.

Входная дверь была распахнута и висела, держась только на нижней петле.

Мортон дотронулся до нее свободной рукой.

Дверь стала клониться к полу и замерла в паре футов от его поверхности.

– Подожди секундочку, – повернулся Грант к Пейдж.

Он боком, прижимая к себе одеяло, протиснулся в узкий вход.

Воздух внутри благоухал пихтой, дымом и плесенью.

В очаге горело слабое пламя. Оно освещало помещение колеблющимся светом, от которого стропила отбрасывали похожие на ребра тени на сводчатый потолок.

Стены были покрыты граффити.

В основном даты и половые органы.

Имена сопровождались глаголами «любить» или «трахать» в разных формах.

В дальнем углу сгнивший деревянный барьер отделял комнату от того, что когда-то было небольшой кухонькой. Сейчас ее трудно было узнать – она была похоронена под обломками обвалившейся крыши и остатками кухонных шкафов и столов, давно разрушенных многолетними дождями и снегопадами. Ничто не говорило о ее прошлом предназначении, за исключением корпуса холодильника без двери, со следами картечи на боках.

Грант подошел по хрустящим осколкам стекла к очагу. Два поколения банок пива «Бад Лайт» занимали всю поверхность старой железнодорожной шпалы, служившей неким подобием каминной доски. Это было единственное место в доме, где наблюдались следы хоть какого-то порядка и благоговейного трепета, некий респект от коллективного сознания тех, кто проводил здесь время.

Мортон взглянул на голую стену над очагом, где три десятилетия назад висел рисунок его матери – сделанный акриловыми красками набросок пруда на заднем дворе. Он смог рассмотреть гвоздь в растрескавшейся сухой штукатурке, на котором когда-то висела рамка рисунка.

Вытянув руку, Грант дотронулся до него, а потом повернулся и посмотрел на две двери в противоположной стене комнаты.

Первая вела в их с Пейдж спальню, но мужчина прошел по слоям мусора, сохранившимся после тысяч пятничных вечеров, ко второй.

К двери в спальню родителей.

Скрипя петлями, дверь открылась от его толчка.

Он больше не чувствовал тепло очага, и его свет был слишком слаб, чтобы осветить стены, чьи деревянные панели рассохлись и частично обвалились, как кора умирающей березы.

Грант сделал шаг внутрь.

В комнате не было никакой мебели, за исключением матраса, задвинутого в самый дальний угол.

На нем лежал его отец, извиваясь в смирительной рубашке.

Детектив пересек комнату и медленно опустился на колени. Когда он положил одеяло на вонючий матрас, отец внезапно замер – он совершенно неподвижно лежал на животе, а его спина медленно поднималась и опускалась в такт с затрудненным дыханием.

Смирительная рубашка застегивалась на спине на четыре застежки, и Грант расстегнул их все.

Потом он повернул отца на спину.

У старика оказались огромные глаза. Они, не отрываясь, смотрели в потолок, мигая с частотой нескольких раз в секунду.

Мортон-младший освободил его руки и положил их вдоль тела.

Казалось, что он медленно возвращается к себе, выплывает из какого-то глубокого колодца. Было странно чувствовать себя рядом с не заколотым лекарствами и несвязанным отцом. Более того, видеть, как тот спокойно лежит, а не мечется в разные стороны.

Грант стал разворачивать одеяло – температура повышалась с каждым убранным слоем.

Когда он окончательно раскрыл его, то почувствовал на лице дуновение теплого ветерка.

Глаза существа, казалось, отражали свет, которого вообще не было в комнате. Они изменились – стали фасеточными и влажно блестели как отполированные речным течением камни.

Дыхание Джима выровнялось.

Грант поднял сущность и положил ее на грудь отца как новорожденного.

Когда она стала медленно погружаться в него, младший Мортон повернулся и вышел из комнаты.

Пейдж стояла возле огня, протянув над ним руки.