Книга Убить Ангела, страница 11 – Сандроне Дациери

«Возможно, если бы ты осталась на улице, ничего бы не случилось», – сказала она себе. Кожу пощипывало от жженого пороха.

По лестнице спустились двое врачей со сложенными носилками, а за ними – толпа агентов. Отодвинув Эспозито, медики засуетились с кислородными масками и трубками.

Вслед за врачами в спортзал вошли трое оперативников из ОБР, включая того симпатягу, и спецназовец Антиоко.

– Охренеть! – с порога сказал он. – Какого черта здесь произошло?

– Нам потребуется подкрепление, – сказал Симпатяга. – Толпа на улице становится все больше.

– Они слышали выстрелы?

Симпатяга покачал головой:

– Нет. Было слишком шумно. А здесь стены со звукоизоляцией.

Комната продолжала заполняться полицейскими, которые, переговариваясь и покрикивая, останавливались в нескольких метрах от трупов и толкались на лестнице. Коломба дважды хлопнула в ладоши, чтобы привлечь внимание:

– Слушайте все! Народ из центра должен считать, что имам жив, ясно? Он здесь и помогает нам допрашивать подозреваемого.

– С какой стати нам перед ними юлить? – спросил Антиоко.

– Я правда должна тебе это разжевывать?

Антиоко открыл было рот, но промолчал.

– Сообщите в диспетчерскую и вызовите магистрата, – продолжала Коломба. – Но не сболтните лишнего, о’кей?

– Значит, теперь вы за главную? – спросил Симпатяга.

– Ненадолго. Но пока вы будете делать, что я вам скажу. – Она надеялась, что ей удалось придать голосу уверенность, которой она не испытывала.

– Так точно.

Коломба вывернула бронежилет наизнанку и с отвращением надела снова: так, по крайней мере, не видно было крови. Бегом поднявшись по ступеням, она выглянула на улицу. За кордоном спецназовцев собралось минимум полсотни иммигрантов, а чуть дальше потрясала транспарантом кучка итальянских ребят из самоуправляемого общественного центра. К счастью, в толпе больше не было детей.

– Народ продолжает подтягиваться, – сказал ей один из оперативников ОБТ. – Но пока все ведут себя спокойно.

Гварнери протиснулся через кордон и вошел внутрь.

– Все хорошо, госпожа Каселли? – с озадаченным видом спросил он.

– Тебе никто ничего не сказал?

– Нет…

В этот момент со стороны лестницы показались двое медиков, несущих носилки с бесчувственным Инфанти. Гварнери изумленно распахнул глаза:

– Но…

– Завязалась перестрелка, и имам попал под перекрестный огонь. Но демонстранты не должны ничего узнать.

– Это мы его пристрелили?

– Нет, но попробуй объясни это им.

Медики с носилками прокладывали себе дорогу в толпе. Гомон становился все оглушительнее, и наконец над улицей зазвучало одно ритмично повторяемое слово.

Рафик. Рафик. Рафик.

Коломба снова услышала голос имама: «Все это обман».

Рафик. Рафик. Рафик.

– Они видели, как он вошел, но не видели, чтобы он выходил, – сказал Гварнери. – Скоро начнется настоящая свистопляска.

– Уже началась, – сказала Коломба, вспоминая, как в последний раз пожала руку имаму.

– Что будем делать? – спросил Гварнери.

«Забудь обо всем, – подумала Коломба. – Поезжай домой». Но она осталась в живых, и за ней был долг.

– Я хочу кое о чем тебя попросить, но моя просьба должна остаться между нами. Она… выходит за рамки процедур. Я возьму всю ответственность на себя, хорошо?

– Просите о чем угодно, госпожа Каселли. И я знаю, что весь отряд скажет то же самое.

Коломба перевела дух. Еще не поздно было остановиться. Но она не остановилась.

– Найдите одного человека, – сказала она. – Его зовут Данте Торре.

Ранее – 1987

Человек, который когда-то был полицейским, смотрит архивные съемки на крохотном кухонном телевизоре. Всякий раз, как рядом с обветшалым домишком в Полтаве проходит грузовик, черно-белое изображение на старом переносном телеприемнике прерывается помехами. И все же мужчина узнает на снятых с вертолета кадрах дороги, ведущие к Коробке. Ему даже удается различить вдали стены, прежде чем камеру затягивает густой черный дым и передача обрывается.

«Это случайность, – говорит он себе. – Несчастное стечение обстоятельств, усугубленное человеческой глупостью». Никто не желал подобного кровопролития.

От расстройства бывший полицейский снова начинает слышать голоса и видеть танцующие цветные пятна. Он закрывает глаза и затыкает уши руками. Он знает, что все бесполезно, но это приносит хоть немного облегчения. В голове кипит водоворот огней и звуков, шепота, ослепительных цветов, фрагментов воспоминаний и образов никогда не виданных краев. Тяжело втянув в себя воздух, он прячет лицо в ладони и падает на колени.

Таким его и находит Девочка.

– Вставай, – говорит она, положив руку ему на плечо.

Как всегда рядом с Девочкой, вспышки перед глазами мужчины бледнеют, а голоса умолкают. Бывший полицейский поднимается на ноги и улыбается. Девочка, как всегда, не отвечает на улыбку, а только пристально глядит на него своими огромными глазами. Ее бледное лицо с обескровленными губами обрамляют отросшие волосы.

– Вот, поешь, – говорит она, протягивая ему бумажный пакет. В пакете лежат хлеб, две банки с мясными консервами и несколько сморщенных яблок.

– А ты? – спрашивает он.

Девочка пожимает плечами. Она не голодна. Она никогда не бывает голодна.

– По телевизору показывали взрыв. Столько смертей…

– Не думай об этом, – не меняясь в лице, говорит она и снимает пальто. Ее худенькое тело сильнее стального прута. Кроме волос, со времен Коробки в ней ничего не изменилось: та же скованность, та же бесполая фигурка. Она по-прежнему молчалива и не произносит ни одного лишнего слова. Когда башмачник перерезал себе горло, она сказала лишь, что не каждой птице удается выжить, вылетев из клетки. «Но ты выживешь, – добавила она тогда. – Потому что ты мне нужен».

Девочка аккуратно складывает пальто и кладет на край стула, а затем поднимает с пола и ставит на стол ящик с инструментами. Осмотрев содержимое, она мягким, выверенным движением достает плоскогубцы. У полицейского сводит живот. Хлеб становится ему поперек горла. Ему стыдно за свое трусливое молчание, но он знает, что все равно не смог бы ее остановить. Да и потом, им нужны деньги, а на другую работу, кроме той, что нашла Девочка, они, беглецы, не устроятся.