Онлайн книга «Темные небеса»
|
Ефим пару секунд смотрит в ее ожидающие глаза, а потом неожиданно для самого себя говорит: – Что делает человек, когда принимает гостей? Он убирает квартиру, тщательно вытирает пыль, подметает, наводит порядок, готовит угощение, по-праздничному одевается. И, встречая гостей, старается, чтобы они чувствовали себя как дома… Ведь так? – Так, – автоматически откликается журналистка. – А что сделали мы, когда к нам в гости пришли арконцы? Вывернули на них весь мусор, всю грязь, выворотили наружу все мерзкие, отвратительные подробности нашего человеческого бытия. Затеяли жуткую семейную склоку, скандал, который перерос в мордобой, начали прямо у них на глазах лупить кого в глаз, кого в ухо… сопровождая все это криками, нецензурной руганью… И одновременно начали клянчить у гостей подарки: вроде бы они нам должны и то, и се, и пятое, и десятое… А когда оказалось, что подарков нет, или что они не те, которых мы ожидали, просто вытолкали гостей из дома: убирайтесь, вы нам тут ни к чему, не мешайте нам жить в нашем сумасшедшем свинарнике… – Какой ужас! – восклицает журналистка. – Ефим Петрович, вы в самом деле так думаете? В эмоциях она слегка переигрывает, но по восторженно расширившимся зрачкам чувствуется, что – довольна. Интервью получается шокирующее, скандальное. Может быть, его даже возьмут на какой-нибудь федеральный канал. Она говорит: – Но ведь и гости, арконцы то есть, не принесли нам ничего, кроме несчастий. У вас, например, дом сожгли, я вам сочувствую… А сегодня ночью произошло нападение на обсерваторию… И вот только что мы получили сообщение «Инопресс»: террорист – пока неизвестно, кто – захватил группу немецких туристов на вершине Эйфелевой башни. Это в Париже, – зачем-то добавляет она. – Тоже требует, чтобы арконцы ушли… – Не арконцы сожгли мой дом, – говорит Ефим. – И не арконцы воюют сейчас на десятках фронтов в Африке, Азии и Европе. И не арконцы, как крысы, мечутся сейчас в лагерях возле Станций, ощерив зубы и загаживая все на километры вокруг… – Он, прерывая съемку, поднимает обе ладони. – Минуточку!.. Подождите!.. Что? В круг света ступает Бекасов: – Ефим Петрович, конвой подошел… – Уже? – Я возвращаюсь в город… Немедленно… Вы – как, со мной?.. Отлично… Сергейко! Пригонишь машину мэра!.. – И, уводя Ефима от микрофона, говорит: – Пелец только что доложил: раздрай там полный, его людей смели в пять секунд… – Вот черт! – спотыкаясь на ровном месте, отвечает Ефим. Они втискиваются в полицейскую «хонду». Хлопают дверцы, свет за спиною гаснет, и сразу же бесшумным прыжком наваливается на стекла гладкая чернота. Бекасов протыкает ее световыми штырями фар. – Ох, чувствую, вляпались мы, – вздыхает он, берясь за руль. – Переживем, – говорит Ефим. Слышно, как с визгливыми нотами в голосе командует журналистка: – Сворачиваемся!.. Двигаем в Бельск!.. Артем! Константин! Ребята, быстрей, быстрей!.. Время вдруг обретает странную консистенцию. Оно то разрыхляется до пустой глухоты, словно образуются в нем провалы беспамятства, то, наоборот, резко сгущается: события сталкиваются друг с другом, как машины, закрутившиеся на обледенелом шоссе. Уже через мгновение, во всяком случае так мнится Ефиму, они оказываются на развилке, где грунтовая дорога, ведущая к обсерватории, перетекает в асфальт. Здесь Бекасов неожиданно тормозит – они оба чуть не стукаются головами в ветровое стекло, – выскакивает из машины, размахивает в ярости кулаками: – Мать твою так!.. Опоздали!.. Ты посмотри, где они! – выхватывает сотовый телефон, тычет в номер, прислушивается, трясет головой. – Что за черт!.. Снаружи чувствуется, что начинает светать. Пространство ночи теряет угольную глубину. Звезды меркнут, край неба над дальним лесом заволакивает белесая муть. Проступает с одной стороны дороги луг в пятнах застоявшейся темноты, с другой – ровные, уходящие вдаль, гребенчатые посадки капусты. А на самом шоссе, километрах в двух или трех, – красные габаритные огни удаляющихся автобусов. – Ничего не понимаю, – обернувшись к Ефиму, сообщает Бекасов. – Как всегда у нас полный бардак. – Снова нажимает кнопку на телефоне. – Пелец? Ну, слава богу, хоть ты там живой!.. Пелец! Почему нет связи с конвоем?.. – Опять напряженно слушает пару секунд. – Какое, на хрен, радиомолчание? На войне мы, что ли? Опупели совсем?.. Подходят полицейские из второй машины. Сергейко, старший видимо, предлагает: – Давайте я их догоню, товарищ майор. – На кой ляд они нам сдались! Мне надо знать, где остальные два катафалка… – Бекасов поворачивается. – Стой!.. А это еще что за хрень?.. Из-за холма, скрывающего часть дороги на Бельск, выползает неряшливая колонна людей. Это похоже на какую-то жутковатую демонстрацию: идут молча, тащат детей, катят за собой багаж на колесиках. – Ё-ка-лэ-мэ-нэ… – изумленно произносит Бекасов. – А ну – все по машинам. – Вправо, вправо берем! Там – тракторная колея!.. Еще через мгновение машина начинает тяжело переваливаться по рытвинам. Что-то дребезжит у нее внутри, грозя то ли переломиться, то ли совсем отскочить. Она стукается и длинно скрежещет днищем. – Пришельцы, мать их туда!.. – еле удерживая руль, рычит Бекасов. – Братья по разуму, ё-ка-лэ-мэ-нэ!.. Откуда только свалились на нашу голову!.. А знаешь, Еф-фим П-петр-ров-вич, когда, в прошлый раз, мы задержали троих, тоже пытались ворваться в обсерваторию, они заявили, что это вы телескопами всякими приманили арконцев… Подали им, значит, отсюда тайный сигнал… Даже один местный был среди них. Колесников Анатолий, знаешь такого?.. – Нет. – Ефим, чтоб не упасть на него, буквально висит на руках. – Кто-то, по их мнению, должен быть виноват. Ведь не бывает же так, чтобы виноват был народ. Значит – власть виновата, или астрономы, или эти арконцы, опять же мать их туда!.. Кто угодно, только не они, не народ. Народ, понятно, у нас всегда прав… – Бред, – невнятно отвечает Ефим. – Конечно, бред, ну так ведь верят всегда именно в бред. Построил обсерваторию, значит и виноват. Арконцы ссыпались – виноват, зачем на небо смотрел?.. Вот возьмут и прокатят тебя на выборах… – Да ну их в болото, – отвечает Ефим. И тут же вскрикивает: – Ай!.. – Что случилось? – Язык прикусил. Бекасов неожиданно ухмыляется: – Ну так не болтай лишнего, мэр, сиди и молчи!.. Они снова выворачивают на проселок. Впрочем, это не столько проселок, сколько длинная плешь вдоль полей, наезженная тракторами. Бекасов умудряется вести «хонду» так, что она не съезжает ни в правую, ни в левую колею. Наконец они переваливают гребень спуска к реке, открывается склон, упирающийся песчаными осыпями в ширь тусклой воды. Площадь на другой стороне черна от народа. А на мосту – отсюда толком не разобрать, но впечатление возникает такое, что происходит что-то невообразимое. |