Онлайн книга «Джеймс Миранда Барри»
|
* * * Нога, обутая в черный ботинок, с голой белой щиколоткой, резко переворачивает меня, словно дохлое животное. Кто-то в тонком черном шелке с желтым лицом нагибается над разросшимся кустарником, хватает меня за плечо и яростно трясет. Слишком близко ко мне наклоняется неподвижное змеиное лицо без морщин и без пудры. Все та же застывшая улыбка, которая не дает мне покоя. Она поднимает театральный бинокль и смотрит не мигая. Вечер еще не наступил, но яркость дня пригасла. Изменился воздух. Кажется, что мы смотрим друг на друга внутри стеклянного колпака, как чучела зверей в вакууме. Ее черный силуэт на зловещем оранжево-лиловом фоне напоминает апокалипсис, нарисованный на церковной стене. – Шпионишь за дядей и матерью? На случай, если сейчас настанет конец света, когда вся ложь станет явной и будет взвешена, я говорю правду: – Да. Она снова улыбается и протягивает мне длинную змеистую руку без колец. Она не совсем женщина. Я решаю посмотреть, не сказано ли о ней что-нибудь в толстой книге Франциско «Сверхъестественные встречи с оккультными существами и каббала в экзотических землях, или Новые приключения Лемюэля Гулливера в долине фей». – Не суди ее. Она делает это для тебя. Она все делает для тебя. Я беру ее руку. Духота вокруг нас затаила дыханье. Она тащит меня за собой через кусты, придерживая ветки, чтобы они не били меня в лицо. Я достаю ей лишь до локтя. Она необыкновенно высокая. – Вы – вдова? – Это не дерзость, я просто пытаюсь понять, почему она всегда в черном, а остальные нет. – Господь с тобой. Я никогда не была замужем. Я в трауре по отцу, он умер три месяца назад. – А у меня не было отца. – Был, ты просто его не помнишь. – И мама так говорит. Змея снова иронически улыбается. Я поднимаю голову. – А вы знаете, кто мой отец? Я задаю вопрос, как будто мне не очень-то и интересно, и продолжаю тащиться за ней, ведя по земле палочкой. Если она поверит, что мне все равно, она может проболтаться. Но она не говорит ничего. Под ее ногами ломаются стебли – оглушительный звук в звенящей тишине. Жар дрожит, колеблется в странном призрачном свечении. Мы выходим на лужайку и видим, что небо сгустилось в лиловую тьму. В конюшнях бьют копытами лошади, кто-то бежит по двору с охапкой покрывал. Потом налетает ветер, и зазубренная стрела желтого пламени с треском вонзается в огород, безжалостно пронзая ряды клубники и салата. Я крепче сжимаю костлявую руку змеи. Она не ускоряет шага. – Мы все искали тебя, дитя. Одна из кухонных девчонок сказала, что тебя нигде нет. Свет становится фантастическим, пугающим. Дом вырастает перед нами. Я тяну ее за руку. – Бежим. – Нет нужды. Ее расчет точен. Как только мы всходим на террасу, первые огромные капли задевают мое плечо. Я вижу Любимую, уже полностью одетую, в украшениях, она бежит к нам через гостиную, распахивает стеклянные двери, она встречает нас, будто мы вернулись с войны. – Не говори ей ничего. Никогда. Ясно? – шипит змея, наклоняясь. – Обещай. – Это приказ, не просьба. – Хорошо. Дождь обрушивается на террасу. * * * Алиса всегда знает, что происходит в доме. Вначале самолюбие мешает мне признать собственную неосведомленность. Театральный бинокль – жалкая замена лакеям, горничным и кухонным сплетням. Слуги в доме проходят по коридорам, словно призраки, они поразительно вездесущи. Их могут уволить в любой момент, а между тем они – хранители невероятных секретов. Вот что объединяет меня с Алисой Джонс: запретное знание и бессилие. «Но теперь, в долине унижения…» – «Бо-ять-ся», – по слогам читает Алиса. Теперь она легко узнает слова, которые часто встречаются. Но все еще спотыкается на комбинациях букв, которые видит впервые. Иногда она впадает в такой гнев, что срывает зло на книге. У Баньяна на корешке образовалась выбоина. Мы сидим в пустой телеге на скотном дворе. Когда она доходит до Аполлиона, я спрашиваю про змею. – Расскажи про черную шелковую женщину, которая похожа на змею. – Луиза Эрскин. Правда, вылитая змея. Надо сказать кухарке. – Кто она? – Младшая сестра хозяина и подруга хозяйки. Они все выросли вместе. Она иногда проводит здесь по полгода. Она раньше приезжала с отцом. Но он становился странным, бормотал и бесновался. И он был старый и больной, и она за ним смотрела. Потом он умер. – Она сказала, что он умер… – Она ничего. В прошлом году вычесала мне всех вшей. Было ужасно больно. Она поймала меня, когда я пыталась стащить рахат-лукум из гостиной на прошлое Рождество. И избила до синяков. Старайся ее не злить. Но она никому не сказала. Ни Гарольду, ни матери. Я думала, скажет. А она не сказала. Я уже подготовила длинную речь для мамы, на случай если меня выгонят. – Но все воруют. – Да. Но есть определенный предел, который нельзя переходить. И нельзя попадаться. – Сальваторе украл у Франциско вино, чтоб заплатить карточные долги. – И что? – Франциско грозился его убить. Не выгнать. Убить. За личное предательство. Потом Франциско дал ему еще один шанс и заплатил все его долги. Алиса рассмеялась: – Моя мама говорит, что твой генерал – настоящий джентльмен. Так. Ну-ка, давай еще абзац. – Тебе понравится. Это битва. «Не долго шел он в безопасности. На него вдруг напал ярый враг, шедший к нему навстречу через поле. Имя ему – Аполлион. Наружность его была отвратительная. Вместо одежды тело его было покрыто рыбьей чешуей (чем он особенно гордился), крылья его были как у дракона, из живота его выходил дым и огонь, а пасть его была точно львиная». – Прекрасно, – вскричала Алиса. – Рыбьей, это от слова «рыба»? Я видела такое в меню. Ры-ба. Рыба. Научи меня остальному. Почему он называется Аполлион, что это значит? – Не знаю. – Видишь – и ты знаешь не все. – Я и не говорю, что все знаю. Франциско говорит, Аполлион правит Царством Мира Сего. – А я и не хочу другого, хоть мама и поет в церкви про Благословенную Иную Землю. – Она посмотрела в книгу, словно ожидая увидеть там чудовище, и вытянула ноги, так что они высунулись из тени на солнце. * * * Обед начался в четыре. Каждое блюдо ужасно задерживалось. По приказу Франциско мне пришлось съесть целую гору овощей и картошки. Солнце по-прежнему освещало лужайку, но уже было почти шесть, и жар начинал спадать. Дэвид Эрскин отметил не только мое присутствие за столом, но и мою дневную жизнь. У меня кусок застрял в горле. – Франциско, ты знаешь, что этот ребенок готовит восстание на моей кухне? – Вот как? |