Книга Горький апельсин, страница 52 – Клэр Фуллер

Я допила вино и наполнила наши бокалы. Некоторое время мы ели молча. Потом я сказала:

– Простите насчет дрозда. Не надо мне было об этом упоминать.

– Вы правильно сделали, что его похоронили. И потом, вы же не могли знать.

– А в чем дело?

– Это одно из ирландских суеверий Кары. Если она случайно опрокидывает стул, то крестится. Если первый весенний ягненок окажется черным, это дурная примета. А если у нее чешутся ладони, значит, ей привалят деньги.

Питер поскреб собственную ладонь черенком ножа, и мы оба засмеялись. Женщина за соседним столиком повернулась посмотреть, и я знала, что она думает: какая милая пара, как замечательно обрести любовь в таком сравнительно позднем возрасте.

– А что там про черного дрозда?

– Не уверен, что сам понимаю. Она что-то такое бормотала, когда я вел ее укладывать. Если птица залетит в комнату, это предвестие чьей-то скорой смерти. У Кары в голове все перепуталось: католицизм, протестантизм, ирландские поверья. Если птица влетит в комнату и запоет, это означает одно, а если она пронзительно закричит – другое.

– А если она вообще никаких таких звуков не издает? Просто мечется по комнате, бьет крыльями, а потом умирает?

– Тогда вы превращаетесь в очень находчивую женщину, отыскиваете лопату и зарываете эту чертову тварь.

Наклонившись друг к другу, мы снова рассмеялись.

– А потом еще добываю обрезок доски, молоток и гвозди, – добавила я. – Надеюсь, вы не против, что я ими воспользовалась.

– Конечно нет.

– Я заметила кровать в подвале, – продолжала я.

И хотя он сидел опустив голову и, казалось, всецело сосредоточился на еде, на несколько мгновений его челюсти замерли.

– Если вам нужно поделиться с кем-то, вы знаете, что я всегда…

– Да, спасибо, – бросил он и помахал официанту.

– Простите, – выговорила я, думая, что сейчас он попросил счет и отвезет нас домой.

Но он заказал еще одну бутылку «вольне», и, когда ее принесли, мы даже не стали трудиться предварительно дегустировать содержимое.

– И вас там не было утром? Внизу?

– Где – внизу?

– В подвале.

– Вы говорили, что вам что-то послышалось. Шаги?

– Да. Они двигались ко мне по центральному коридору.

– Это просто дом гуляет. – Он предложил сигарету.

– Гуляет?

– Ну, оседает. На внешнюю часть воздействует изменяющаяся температура воздуха, а внутренняя приспосабливается к нашему обитанию. Так или иначе, это был не я и не Кара, а больше в доме никого нет.

– Почему вы так уверены?

– Потому что это было бы просто смешно. Неужели бы мы до сих пор их не увидели? И это были бы не просто силуэты в окнах или шаги в коридоре.

Я затянулась.

– Слушайте, – произнес он. – Логика подсказывает, что дом скрипит и трещит – или же…

Казалось, он передумал – и заозирался в поисках официантки, которая развозила десерты на тележке.

– Или? – спросила я.

– Или же все это у вас в голове.

Я глотнула еще вина. Мне было неприятно, словно меня только что отчитали. Но зато подумалось, что теперь я буду бояться меньше. Он прав: логика – та штука, которая изгоняет демонов.

Мы сменили тему разговора, поболтали о других обедающих, сочинили для каждого свою историю, решили, что все в этих людях очень забавно. Подошла официантка, толкая перед собой тележку с десертами.

– Что вы нам посоветуете? – Питер улыбнулся ей.

– Я? – отозвалась она. – Не знаю.

Судя по всему, к ней вообще никогда раньше не обращались с таким вопросом, да от нее и не требовалось, чтобы она разговаривала с посетителями.

– Вы же не станете утверждать, что никогда тайком не похищаете кусочек чизкейка, когда никто не смотрит?

На щеках у нее заалел румянец, и я вспомнила, как Кара уверяла, что Питер – любитель бездумно пофлиртовать.

Мы оба заказали по бисквиту со сливками и шерри. Питер опрокинул остатки второй бутылки вина в мой бокал и заплатил по счету. В зале было темно, и только его миловидное лицо озарялось свечой, которая стояла между нами.

Встав, я качнулась к нему, и он поймал меня за локоть, задев столик, так что один из пустых бокалов упал на пол, но не разбился. Адвокатская жена, сидевшая неподалеку, повернулась на звук, и мы с Питером посмотрели друг на друга и хихикнули. Спотыкаясь, мы выбрались из «Хэрроу Инн» и дотащились до машины. Весь обратный путь по главной улице городка с темнеющими живыми изгородями был как в тумане, если не считать того момента, когда машина вильнула, чуть не вылетев с дороги.

– О-оп, – произнес Питер, когда я повалилась на него, и мягким толчком посадил меня прямо.

Все казалось дико смешным.

На подъезде к дому я была уверена, что автомобиль вот-вот врежется в фонтан.

– Осторожно – Канова! – крикнула я, хохоча и ударяясь о дверцу, пока он объезжал препятствие.

– А вы разве не знали, что это, черт побери, подделка? – Брызгая слюной от смеха, он ударил по тормозам. – Контрафактный Канова!

– Канова – фальшивка снова!

Нам показалось, что это ужасно остроумно.

Войдя через незапертую парадную дверь, мы, помогая друг другу, стали подниматься по главной лестнице, причем я все норовила наступить на полы халата и чуть не падала, и мы то и дело шикали друг на друга. Я подумала, не пригласить ли его ко мне наверх выпить кофе, но тут вспомнила, что у меня нет ни кофе, ни даже чайника.

На верхней площадке, у двери, ведущей на винтовую лестницу, мы остановились. Мы стояли рядом, и я с готовностью запрокинула голову.

– Фрэнни, – начал он. – Я думаю…

Он встретился со мной глазами и опустил ладонь мне на предплечье. Это длилось недолго: я успела моргнуть всего раз-другой. Я была уверена, что сейчас он скажет, что хотел бы, но не может, не должен.

– …думаю, мне надо бы посмотреть, как там Кара, – закончил он.

– Конечно, – отозвалась я, делая шаг назад и нашаривая за спиной дверь, обитую сукном. – Конечно.

Мне понравилось, что мы с ним оба ведем себя как честные люди – противясь своему желанию.

Он двинулся по коридору к их комнатам. Я очень хотела, чтобы он хоть раз обернулся, и кровь во мне прямо закипела, когда он остановился и действительно оглянулся. Я не сомневалась, что выражение его лица означает желание и самоотречение.

– Вы должны почаще надевать это платье, – произнес он. – Вам идет. И не беспокойтесь, если кто-то будет на вас пялиться. Какое вам дело, что думают другие?