Онлайн книга «Метро 2035: Питер»
|
На листке была прямоугольная печать «Диспансеризацию прошел». * * * Сменяются века. Сменяются туннели. Сменяются люди. Сменяются вопросы. На самом деле все то же самое. История – это неприятности, которые случились с кем-то другим… * * * Иван лежит лицом вниз и думает. В данный момент у этого положения даже нет конкурентов. Если Иван сядет, ему будет плохо, и его будет тошнить. Если встанет – он просто потеряет равновесие и вернется в точку покоя. Если попытается подтянуть ноги под себя, голова окажется ниже, чем сердце, кровь прильет к мозгу и Иван, скорее всего, просто потеряет сознание. «Нет, – думает он. – Какой интересный пол. Какой мрачный, жесткий, темный и холодный бетонный пол. И я на нем лежу». Внутри Иван чувствует ссохшийся, угловатый комок. Это желудок. Он болит. В данную минуту все можно выразить простыми словами. Вот печень. Она ноет. Вот голова – она думает. И болит, конечно. И кружится. Но в принципе, все просто – Ивану плохо. Нет, лучше так. Ивану задумчиво. Усилием воли он закрывает глаза и заставляет себя спать еще. Такое запихивание в сон, как патрон в патронник. Р-раз. Идет туго, но идет. Иван спит. Закрываем затвор. Диггерам перед заброской положено спать двадцать четыре часа. А лучше сорок восемь. Потому что наверху не спят. Но сейчас Иван не готовится к заброске, а просто спит. В крови у него повышенный уровень токсинов, пониженное содержание кальция и витамина С. Легкое обезвоживание в целом. Мерцающий ритм сердца. Последствия алкогольного отравления. Впрочем, по-русски это называется: хорошо вчера врезали. Иван спит. И одновременно не спит. Видения и кошмарные твари где-то рядом, за стеклянной стеной дремы. «Все кончено. Все кончено». Пищевод болит, словно вчера они лакали кислоту. Перед глазами Ивана проплывают лица вчерашних собутыльников. Не лица – хари. «Пей, бордюрщик», – говорили они и подставляли кружки. Темная жидкость льется из мешалки, воняя ацетоном. Рука, заросшая рыжим волосом. Под ногтями залежи каменного угля. Иван увидел, как кто-то – возможно, он сам – протягивает руку и высыпает в эту рыжую ладонь горсть латунных и биметаллических цилиндриков. Пачки таблеток. «Патроны, – думает Иван в запоздалом приступе тревоги, – антибиотики… черт». Он почти просыпается, но продолжает спать. «Надеюсь, это только сон». Иван надеется, что проснется, а патроны и антибиотики на месте, сам он одет, цел, невредим и готов идти дальше. Дальше, дальше, дальше… Снова кружка, жидкость, ацетон, пылающая гортань. Потом он видит себя блюющего в санузле. Свободу попугаям! Дальше провал. Иван спит и очень-очень надеется, что это был сон. Голоса. – Где твой бордюрщик? – Вон дрыхнет. Голоса приближаются. Это тоже сон. – Блин, ароматец тут у тебя. Сколько их здесь? – Голос с тягучей ленцой, повелительный. – Шесть человек на палатку, – отвечает другой голос. – Все, как положено. – Смотри, проверю… Этот? – Этот. Иван думает во власти дремы, что нужно встать и что-то сделать. Возможно, драться. Потом думает: а зачем? И продолжает спать. Всплеск боли. Огненная кровавая гора образуется, вырастает в его ребрах. Иван переворачивается на спину. Он даже кричать не может, только открывает рот, как рыба. Белые пятна перед глазами, как вспышки автоматных выстрелов в темноте туннеля. «Вперед!», «Бей москвичей!», «Огонь!» В ответ летит «Питерцы уроды!». И пулеметная кантата, разрывающая уши. Иван открывает глаза. Все плывет и качается. Над ним нависает лицо. – Очнулся, родненький? – говорит лицо ласково. Толстая, изнеженная харя. Где-то он ее видел? Вчера? Иван щурится. Вчера – пустая зона памяти. Ничего. Кроме смутных воспоминаний о каком-то сне, нет ничего. Только боль в боку. Иван смотрит и молчит. Пока он еще во власти тишины и пустых, незаполненных клеток памяти. Вокруг только запах гнили, заброшенности и плеск воды, когда переставляешь ноги в резиновых сапогах. Харя приближается, занимает все видимое пространство. Иван думает, что еще чуть-чуть, и она заполнит собой все метро, выдавит Ивана на поверхность. А потом и там все заполнит. – Кто… ты? – шевелит Иван непослушными губами. Голос гулкий, как из цистерны резервного запаса воды. Ее использовали после Катастрофы, потом забросили. Иван с Косолапым рассматривали ее, переходя из помещения в помещение. Пляшущие лучи фонарей. Это, кажется, был бункер на «Приморской». Или нет? – Вставай, родненький, – сказала харя. – По твою душу я. Идти пора. Иван сфокусировал взгляд, заморгал, чтобы хоть чуть-чуть подстроить резкость. Харя отдалилась. Теперь это был мужик в сером городском камуфляже, он сидел на корточках, положив руки на автомат. Иван сглотнул. Руки гостя буйно поросли рыжим курчавым волосом. – Куда? – спросил Иван. Чертов сон оказался не сном. «Сколько я вчера прогулял? Как у них тут принято? Долговая яма? Или порка медным проводом, как на “Садовой-Спасской”?» Сесть было ошибкой. Мозг просто взорвался. Иван застонал. – У-у… – протянул мужик. – Как тебя корежит-то… Ничего, сейчас пройдемся, оклемаешься. – Куда идти? – Иван примерился. Надо свалить мужика. Если чугунная голова, конечно, позволит… «Мне нужно домой», подумал Иван. «Я за это глотки буду рвать, предупреждаю». – Да тут недалеко, – сказал мужик. – Оформим тебя честь по чести. У нас все как положено, родненький, ты не думай. Чертовы уроды. Иван сделал вид, что собирается подняться, подтянул ноги – в желудке вспыхнула боль, перед глазами все поплыло – сейчас, сейчас. Иван уперся руками в пол. Один прыжок… Мои любимые конфеты… – Все без обма… – Мужик не договорил. Иван в длинном прыжке подкатился ему под ноги. Ощущение – словно мозги забыли закрепить, и они шарахнулись о стенку черепа со всей дури. Мужик не успел среагировать… Иван сбил его ударом под голени, тело в сером камуфляже упало рядом – бум! Хэканье. Иван перекатился, сел на него верхом, вырвал оружие из рук – смотри-ка, «абакан» – и прицелился мужику в голову. Под задницей у Ивана было твердая поверхность, пластины. Бронежилет. Круглая харя замерла, рот открылся. Глаза огромные. – Не… не стреляй! – Куда ты меня собрался сдавать, а?! – Иван снял «абакан» с предохранителя, положил палец на спуск. |